Прихватив оба предмета, я дотягиваюсь до дверной ручки, уверенный в том, что она заперта. Молясь, я поворачиваю ручку и прокручиваю ее до упора.
Дверь с легкостью открывается в мою сторону, и я делаю шаг назад. Освещение тусклое, но, по сравнению с темнотой в кладовке, оно подобно яркому свету прожектора. Прищурившись, я пытаюсь рассмотреть и оценить то, что могу видеть со своего ограниченного ракурса.
Комната оказывается пустой и мрачной. Сердце стучит набатом в ушах, мое внимание переключается на свет, просачивающийся из-под двери спальни.
Один шаг.
Другой.
Я останавливаюсь и прислушиваюсь.
Храп? Я слышу храп?
Открыв дверь внутрь, я вижу, что на кровати лежит голый мужик с почти пустой бутылкой виски в руке.
Где же Дженн?
И мои глаза тут же натыкаются на нее.
Я был готов зажать свой рот ладонью, чтобы не заорать в голос.
Она больше не был) привязана к кровати, но все еще была зафиксирована манжетами, которые я прикрепил к потолочной балке.
Мое сердце сжимается от боли, потому что я знаю, что именно я виноват в ее беспомощном положении.
Затаив дыхание, я перевожу взгляд на ее грудь - пышные полушария, которые я так люблю, молча моля Господа или любое высшее существо, обещая все что угодно, лишь бы моя жена была жива. И это происходит. Небольшой вдох, который она делает, это легчайшее движение груди, говорит мне о самом важном. Она жива, без сознания повиснув на запястьях и с опущенным вниз лицом, но жива. С невообразимым чувством облегчения я начинаю осматривать ее более тщательно. Ее волосы спутаны и закрывают часть ее лица. Но через темные пряди просматриваются синяки на коже. Маска, которая была на ее глазах, свободно свисает вокруг шеи. И когда мой взгляд скользит ниже, все мое нутро сковывает холодом, потому что я замечаю кровь между ее бедер.
Я не могу позволить себе думать о том, что этот мужчина сотворил с моей женой. Если бы я пустился в размышления, я мог в конечном итоге убить его или дать ему возможность убить нас. Я должен сохранять хладнокровие.
Еще один шаг, и мои ноги натыкаются на второго мужчину.
Их было двое?
Второй лежит на полу, одетый только в боксеры.
Внутри меня сталкиваются ошеломляющее чувство вины и ослепляющая ярость, пока в моей голове складывается план о том, чтобы отрубить головы обоим. Я не жестокий человек по своей природе, но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Я не сомневаюсь, что с помощью серпа, зажатого в руке, я легко справлюсь с этой задачей. Дверь открывается шире, и глаза Дженн распахиваются в этот момент.
За долю секунды, которая требуется ей, чтобы найти меня взглядом, на ее лице сменяют друг друга разные эмоции - страх, облегчение и затем стыд.
Когда она открывает рот, я качаю головой и подношу к губам палец.
Она сразу же повинуется, ее глаза наполняются влагой, и по бледным щекам стекают слезы.
Тогда я вспоминаю о веревке, которая находится в кладовой. Во мне поднимается настолько яростное желание убить этих ублюдков, но в то же время я не хочу, чтобы моя жена наблюдала за тем, как я буду расправляться с ними. Это лишь травмирует ее еще больше, особенно после того, что она пережила.
Я поднимаю палец в воздух, показывая ей, что вернусь через минуту. Ее глаза все еще широко открыты, и я тихо бросаюсь обратно к кладовке и нахожу веревку.
Когда я возвращаюсь, ни один из ублюдков так и не пошевелился.
Тихо прокрадываюсь в комнату, зная, что если попытаюсь освободить Дженн, то звук цепей может разбудить мужчин.
- Детка, - шепчу я, целуя ее. – Тише, здесь еще есть кто-нибудь?
Она качает головой и произносит разбитыми и потрескавшимися губами.
- Нет. Только эти двое.
- Хорошо, сначала я собираюсь их связать, - я сканирую два бессознательных тела. – Который из них вырубился первым?
Она указывает головой.
- Тот, в грязной рубашке.
- Какой?
- Тот, что на кровати.
По крайней мере, так как он голый, мне не нужно беспокоиться о спрятанном оружии. Мужчина, которого Дженн назвала, как «тот, что в грязной рубашке», что-то невнятно бормочет, когда я хватаю его за руки, но он не просыпается. Зловоние, исходящее от него, ударяет мне в нос, и я задерживаю дыхание, оборачивая веревку вокруг его запястий, вспоминая занятия по гребле, который посещал в колледже, чтобы завязать идеальный набор узлов. С еще одной петлей вокруг изголовья он никуда не денется.
Вся процедура заняла меньше времени и больше веревки, чем я планировал, но, по крайней мере, я знаю, что он больше не представляет угрозы.
Я киваю в сторону двери, давая понять Дженн, что мне нужно взять еще один моток веревки для того, чтобы связать второго.