Выбрать главу

Чувствуя, что попала в ловушку, Кэрол взяла карточку.

– Я смогу остаться только на несколько минут.

– Это все, о чем я прошу. – Мэтт пошел к своей машине. – Увидимся на месте.

Решившись посетить его дом, Кэрол села в свою «БМВ» и поехала за Мэттом. Они повернули на юг по Оук Нолл, затем на запад по Монтерей-роуд и, наконец, повернув на север, попали на нужную улицу в южной Пасадине. Мэтт оставил свет снаружи красивого викторианского дома, и, припарковавшись напротив него, Кэрол была одновременно потрясена и заинтригована.

– Не слишком ли этот дом велик для тебя? – спросила она Мэтта, когда он открывал дверь.

– Здесь пять спален, – ответил он, – но мне нравится иметь много комнат. Входи. – Пока они шли по дорожке, он вел ее за руку, но не решился опять дотронуться до нее после того, как открыл входную дверь. – Полы и панели здесь дубовые. Предыдущий владелец разорился примерно на полмили ковровых покрытий от стены до стены, но я намерен купить ковры, чтобы открыть полы.

– Да, это правильно.

Даже пустая гостиная оставалась привлекательной и уютной. В ней был камин, отделанный мрамором, и Кэрол тут же представила, как он будет украшен зелеными ветками на Рождество. Эта комната, так же как и столовая, была оклеена свежими белыми обоями.

– Тебе следует поэкспериментировать с другими цветами.

– Спасибо за совет, мне и самому не нравится, когда все белое.

Он провел ее через кабинет и ванную нижнего этажа, окрашенную в розовый цвет и отделанную розовым кафелем.

– Все эти работы выполнял ты? – спросила Кэрол.

– Я не могу приписать себе все заслуги. Заказ на дверцы для душа выполнила другая фирма, а кафелем занимался человек, с которым я обычно работаю над переоборудованием.

Ванная комната выглядела ослепительно новой, и, пораженная такой искусной работой, Кэрол улыбнулась:

– Это так же красиво, как результат работы оформительского отдела «Расселла». Давай посмотрим кухню.

Кэрол прошла за Мэттом через холл в обширную кухню и комнату для завтрака. Бледно-голубая с белым, она была не только очаровательна, но и хорошо спланирована, что позволяло оптимально использовать пространство и новейшие кухонные приспособления.

– Я понимаю, что тебе пришлось нанять субподрядчиков, но ты проделал необыкновенную работу, Мэтт. Я действительно потрясена.

Мэтт не ожидал похвалы своей работе и, смутившись, только пожал плечами. В доме была система внутренней связи, позволявшая передавать музыку во все помещения, и он настроил систему на свою любимую радиостанцию. Смоки Робинсон пел знаменитую песню «Слезы клоуна». Она слишком сильно трогала Мэтта, и он приглушил громкость.

– Я хочу, чтобы ты посмотрела комнаты наверху. Дубовые перила широкой лестницы были обильно украшены резьбой, но ступеньки гулко вторили их шагам, когда они поднимались на второй этаж.

– Давай начнем с дальнего конца, – предложил Мэтт и провел своеобразную обзорную экскурсию, которая должна была закончиться в его спальне.

Пройдя через ряд пустых комнат, Кэрол в восхищении залюбовалась убранством спальни. Стены там были бледно-лиловыми, почти такими же, как в ее собственной комнате. Ажурная спинка латунной кровати приковывала взор, белье от Лоры Эшли манило прилечь, кружевные занавеси на окнах были безупречны, ковер с цветочным рисунком мягко стелился под ногами, а люстра и вентилятор были очаровательны.

– Если ты сам оформил эту комнату, Мэтт, тебе не нужны мои советы и помощь. Здесь очень красиво. Просто доверься своему инстинкту, и я уверена, что у тебя будет замечательный дом.

Мэтт остался стоять у двери, слегка загораживая выход.

– Спасибо, но есть большая разница между приведением в порядок единственной спальни и оформлением целого дома. Сядь-ка на минутку, я хочу поговорить с тобой.

Кэрол оглянулась в поисках стула, но единственным местом, где она могла бы устроиться, была великолепная кровать.

– О нет, не надо. Я лучше постою. А еще лучше давай поговорим в другой раз.

Сомневаясь, что у него хватит мужества и представится другой такой же удобный случай в ближайшее время, Мэтт покачал головой:

– Нет, это недолго. Ты всегда выглядишь так, словно тебя слишком туго завели, Кэрол. Попытайся расслабиться на минутку, если можешь.

Последовав своему же совету, он скрестил руки на груди, чтобы чувствовать себя свободнее, и прислонился к дверному косяку.

– Моя жена умерла как раз перед двадцатипятилетием нашей совместной жизни. Она болела два года, и, несмотря на то, что ею занимались лучшие врачи и было обеспечено прекрасное лечение, она так и не дожила до этого юбилея. Я верил, что она выкарабкается, надеялся, что еще один курс химиотерапии или облучения излечит ее от рака и мы вместе отпразднуем не только двадцать пять лет, но и все пятьдесят. Когда она легла в больницу в последний раз, ее врач пытался сказать мне, что она оттуда уже не выйдет, но я отказывался верить ему. Дебора, однако, знала об этом и не боролась. Она просто умерла. Я знаю, это было благословением, что она избавилась от ужасных болей, но я все еще злюсь оттого, что остался один, и, хуже того, я чувствую себя виноватым, потому что не болел и дня в своей жизни, а она так страшно мучилась.

Когда Мэтт умолк, чтобы вытереть глаза, Кэрол захотелось сказать что-нибудь, что показало бы ему, как она его понимает, но она промолчала, боясь, что он оборвет ее и велит не перебивать. Она ухватилась за край кровати, комкая в ладонях покрывало. Ей было понятно, что эта исповедь для Мэтта – что-то вроде терапии, но, поскольку его воспоминания о первой жене были так живы, Кэрол сомневалась, что он когда-нибудь заинтересуется ею, и эта невозможность жестоко ранила ее.

– Последние четыре года прошли как в тумане, потому что единственное, чем я занимался, была работа. Один день не отличался от другого, и так было до тех пор, пока я не встретил тебя на барбекью в твоем доме. В тот момент, когда наши глаза встретились, я внезапно вспомнил, что значит влюбиться в женщину.

Разговор коснулся наболевшей темы, и Кэрол почувствовала, что должна ответить:

– Но ведь я не в твоем вкусе, Мэтт. Я невысокая, и не брюнетка, и в теннис играю скверно.

Мэтт пришел в недоумение:

– С чего ты взяла, что мне нравятся высокие темноволосые чемпионки по теннису?

Кэрол слабо махнула рукой:

– Ты сказал, что Дона Стросс выглядит великолепно, а мы с ней полные противоположности.

Мэтт подошел к кровати, сел рядом с ней и взял ее за руку.

– Знаешь, что я имел в виду, когда говорил, что тебя слишком туго завели? Ты как одна из этих заводных пластиковых лягушечек, прыгаешь туда-сюда, не имея представления, куда попадешь. Дона действительно привлекательна, но я просто трепался, потому что ее муж выглядел так чертовски хорошо, что, по моим представлениям, должен был бы носить накрахмаленные пижамы. Я не думал, что ты вообразишь, будто я всерьез восхищен ею, иначе попридержал бы язык.

– Стросс, вероятно, носит шелковые пижамы, если вообще их носит, но я понимаю, что ты хочешь сказать.

– Отлично, это уже прогресс. – Мэтт много раз репетировал следующую часть разговора, но все еще опасался, что выразится недостаточно ясно. – Я клянусь, что никогда не забуду ту ночь после вечеринки, но когда я проснулся на следующее утро…

Кэрол открыла рот, но, зная, что она собирается сказать ему, чтобы он прекратил, Мэтт быстрым поцелуем заставил ее замолчать.

– Пожалуйста, потерпи еще немного, – попросил он. – Когда я проснулся, ты прижалась ко мне, такая теплая и нежная, что на секунду я почувствовал, как мир снова стал прекрасным, а затем меня охватило чувство вины, потому что я наслаждался жизнью с тобой, а Дебора умерла и никогда больше не сможет любить. Какую-то секунду я испытывал то же состояние, что и в ту ночь, когда она умерла. Гнев, ярость, вина – все это было уже знакомо, и я больше не хотел испытывать подобную боль, поэтому я сел на пол, просто стараясь сохранить здравомыслие, пока ты не проснешься и я не смогу сказать тебе, что было ошибкой заниматься любовью. То, что ты разгадала меня, не удивительно, но я боялся, что ты сочтешь меня чокнутым, если я скажу тебе, что счастье, которое ты мне подарила, заставило меня испытать ужасное чувство вины.