Безудержный разврат охватил русские оккупационные войска. Командование обеспокоено неслыханным ростом венерических заболеваний и ежемесячно от трех до пяти приказов посвящает этому вопросу.
А беспокоиться действительно есть от чего.
Два громаднейших госпиталя только лишь одной армии были буквально переполнены венериками настолько, что не менее половины лечащихся были размещены на частных квартирах. Больные расхаживали и разъезжали на своих машинах, куда им захочется, пьянствовали и снова заражали тысячи здоровых немецких женщин.
Многие из больных, отчаивающихся увидеть себя когда нибудь снова здоровыми, просто решали прожигать остаток своей жизни, становились на путь бандитизма, грабили, убивали местных жителей и снова безудержно пьянствовали.
И это было возможно только потому, что лечащийся венерик мог очень легко скрыть свои гнусные похождения, ибо у врача на приеме он был один раз в неделю, а остальное время жил на частной квартире.
Если этот больной почему либо пропустил назначенную ему процедуру в результате своих блужданий и самовольных выездов, то небольшая подачка (из краденого) врачу или госпитальной сестре быстро делали свое дело.
Эти похождения Венериков настолько всколыхнули командование войск и группы, что этому вопросу был посвящен специальный приказ, который обязывал санитарные отделы немедленно перевести венериков из населенных пунктов в госпитали и предупредить какой либо контакт с местным населением до окончания лечения. В настоящее время эти два гигантских госпиталя соединили в один, разместив его в одной из старых немецких крепостей. Больные оказались на положении заключенных в концлагерь.
Эта мера немного снизила только бандитизм и грабежи, но не снизила роста венерических заболеваний. Медсанбаты дивизий по прежнему забиты венериками, а большинство заболевших стараются скрывать свои заболевания и лечатся по знахарским методам или у немецких врачей. Такое положение обусловлено приказом командования, объявляющего венерическое заболевание военнослужащего, как сознательное членовредительство с вытекающими последствиями.
Большой процент венерических заболеваний падает на офицерский состав и на работников комендатур.
Росту проституции среди немецкого населения содействует чрезвычайно трудное положение с продовольствием ибо снабжение немецкого населения поставлено чрезвычайно плохо. Как правило карточки почти не отовариваются в той норме, на которую они выписаны. Это главным образом относится к жирам, мясу, мармеладу, сахару.
Пресыщенные же развратники уже не довольствуются немецкими женщинами и девушками; начинает расти детская проституция.
Вот перед вами шофер легковой машины начальника отделения заготовок. Этот начальник — коммунист; в прошлом — работник НКВД, и сейчас, нажившись на войне, добился демобилизации.
Его шофер хвастается перед своими товарищами и даже перед некоторыми офицерами тем, что сейчас у него в каждом городе по девочке в 12–13 лет. Этот выродок с упоением, закатывая от удовольствия глаза, хрюкает:
— Вы поймите, друзья, ни одной волосинки!
А до войны этот мерзавец был режиссером сельских клубов на Украине.
Одни подражают этому мерзавцу, другие с отвращением отворачиваются от него. Приводить к порядку таких людей мало у кого есть желание, ибо боятся запачкаться: подальше от навоза — меньше пахнет.
Вот перед вами другой тип — это лейтенант из Ленинграда. Весь его спрос — это водка и женщины. «Пока в Германии, надо использовать свое положение: одеться, кое-чего подбарахолить, а главное — как можно больше пожить в свое удовольствие. Побольше баб, побольше водки». Этот лейтенант, как и шофер, считает особой удалью для себя, как можно больше лишить немецких девушек девственности; и не без успеха, ему это удается.
Так обстоит дело в крупных штабах. Не лучше дело и в войсках.
Раз останавливаюсь в гостинице одного города. В два часа ночи раздается сильный стук в дверь моего номера. Спрашиваю в чем дело. Стучит дежурный по гостинице и просит меня помочь привести в порядок одного пьяного офицера. Одеваюсь и выхожу. Пьяный убежал и спрятался куда-то. Дежурный же рассказывает, что какой-то капитан, имеющий разрешение комендатуры переночевать в их гостинице, занял номер и потребовал привести к нему девушку. Требование не было выполнено. Тогда с револьвером в руках этот капитан стал бегать по коридорам гостиницы и сам искать. Все двери номеров закрылись и пьяное чудовище носилось по всем этажам большого отеля. Не найдя никакой жертвы, он возвратился в номер, сорвал телефон и принес к дежурному, потом ушел и улегся спать. Не проспав и часа, он снова принялся за розыски. В это время позвали меня. Захожу в номер блудливого прохвоста. На полу лужа мочи. Белоснежная простыня испачкана испражнениями. В углу у окна наглядная иллюстрация того, чем сегодня питался этот человек. Не успел я выйти из этого номера, как дежурный по гостинице снова приходит и заявляет, что офицер у него. Я иду и проверяю документы этого офицера. Он оказался начальником артиллерийского снабжения полка. Коммунист. Увольнительная записка из части на сутки. Звоню в комендатуру и прошу выслать конвой, чтобы забрать хулигана. Конвой его через полчаса уводит, а я на утро проверяю, что с ним сделали. Отпустили в часть без всяких последствий…
В этом же городе через неделю после этого случая, пьяный комендантский патруль без всякой причины застрелил одного немца-переводчика.
После войны некий подполковник был назначен заместителем командира одной артиллерийской бригады. Этот подполковник, кандидат в члены партии, прослужил в армии 25 лет и за выслугу лет награжден орденами. Это типичный офицер сталинской школы: безграмотный, беспринципный, способный на какую угодно грязную комбинацию и к тому же развратник и пьяница. Он чем-то не угодил начальнику политического отдела бригады (или не подарил зауеровского ружья, или слишком мало дал водки — неизвестно) и тот, как начальник, начинает его третировать и преследовать. Подполковник свою полевую жену, русскую девушку, отправил на месяц в Россию, а вместо нее у него появляется хорошенькая немка, официально проведенная по штату уборщиц.
Начальник политотдела, узнав об этом, внезапно, является ночью на контроль. Подполковник и его любовница оба пьяные спали. Разбуженный, видя, что его проверяют, не растерялся и на вопрос проверяющих, кто это — быстро нашелся:
— Ах она проклятая! Хочет меня скомпрометировать! Ведь сколько раз я говорил ей, чтоб она не смела спать в моей квартире…
И… у всех на глазах схватил он пустую бутылку из под вина и стал избивать немку. Таких случаев очень много, но на них смотрят сквозь пальцы, когда дело идет об офицерах.
Один капитан, тоже коммунист, прослуживший в армии 25 лет, был очень обижен тем, что его лишили «Ордена Ленина», как ничем не выдающегося офицера. Узнав о таком несчастье, капитан загрустил. В один из вечеров он достает водку и приглашает другого товарища с двумя немками. Выпив водки больше, чем может осилить его организм, капитан свалился, а его гости разошлись по домам. Проснувшись капитан увидел, что он один. Возмущенный этим обстоятельством, он вламывается в соседнюю комнату и начинает избивать 60-летнюю старуху-хозяйку, спавшую в этой комнате. Соседи позвали военнослужащих, случайно шедших по улице, и на утро этот «герой» очутился у военного прокурора. Прокурор ничего не предпринял по отношению к этому негодяю, а отправил в штаб для наложения административного взыскания.
Всю советскую зону заполнили мелкие шайки из дезертиров и репатриантов. Эти люди занялись грабежом и насилиями над немецким населением.
Вновь обеспокоенное командование группы войск издает два специальных приказа по этому вопросу. В одном из приказов предлагается дезертирами считать всех военнослужащих, не выехавших после демобилизации на родину. Комендантам населенных пунктов и железнодорожных станций приказано проводить более жесткую проверку. В том же приказе ряд комендантов крупнейших городов получил взыскание за то, что давали возможность нескольким офицерам старшего состава (от майора до полковника) жить в этих городах тогда, когда они были уже демобилизованы, но не выехали и занялись барахольством.