Было сложно описать то, что случилось дальше. Определенно, именно это Изабелла описывала ей снова и снова, с мечтательными интонациями говоря о хороших и со смехом — о плохих; даже ее мать раз или два попыталась поговорить с ней об этом, шепотом и торопливо, когда в доме не оставалось никого, кроме них двоих. Ни одна из их историй и близко не приблизилась к правде.
В какой-то момент колючее давление изнутри будто взорвалось, а восхитительное бурлящее напряжение окончательно рассыпало ее на кусочки. Вскрикнув, она сильнее зарылась пальцами в волосы Каллена и притянула его ближе, в то же время дико суча ногами по кровати, пока тело ее содрогалось от волн великолепного чувства, пронзившего ее насквозь. Просто пульсирующее, сводящее с ума ощущение, красивая, ослепительно-медленная вспышка, которая, казалось, длилась и длилась, затухая и вновь набирая силу. И все это время Каллен продолжал дразнить, посасывать и сжимать губами, кружить языком и двигать пальцем вперед и назад; Бетани всхлипывала, когда каждый поцелуй продлевал ее удовольствие еще немного, каждая последующая вспышка — слабее предыдущей, и позже, наконец, она лежала в полубессознательной невесомости, с полуприкрытыми глазами, и только отчасти обратив внимание, когда Каллен отстранился.
Она тяжело дышала, потерянная и совершенно неспособная связно мыслить, когда он впервые позвал ее по имени.
— Бетани, — когда она осознала, что он повторил уже три раза, звуча все более зло, она с трудом сосредоточилась на нем. При одном только взгляде на его лицо восхитительная вялость внутри тотчас испарилась.
— Каллен? — шепнула она озадаченно… а потом заметила, что изо рта у нее вырывается пар, а в волосах Каллена в беспорядке поблескивают кристаллики льда.
— Каллен, — начала она, чувствуя пронзительный ужас от понимания, что именно она только что натворила, — я все могу объяснить…
От ярости в его взгляде она съежилась, со стоном вжимаясь в подушки. Каллен последовал за ней, нависая сверху и источая раскаленную добела злость.
— Полагаю, я могу и сам провести верную оценку, мисс Хоук, — прорычал он. Это должно было быть смешно, действительно должно было: он нависал над ней в чем мать родила, с его подбородка буквально стекали ее соки, а губы все еще влажно блестели, и тем не менее, Каллен собирался обвинить ее в чем-то ужасном. Подобные ситуации обычно ожидаешь увидеть в одной из развратных книжек, которые Изабелла продолжала ей подсовывать.
— Пожалуйста, Каллен, — протянула Бетани, протягивая к нему руку; он резко отпрянул от прикосновения, и она вздрогнула, чувствуя, как глаза щиплет от слез. — Просто позволь мне сказать. Дай объяснить.
— И что же нуждается в объяснении? — огрызнулся он. Что любопытно, он отшатнулся не очень далеко и все еще нависал над ней, просунув одно колено между ее бедер, осознавал он это или нет. — Ты — маг. Отступница.
Каллен выплюнул эти слова так, словно они были самым жестоким оскорблением, какое он только мог бросить в нее.
— И посмотрите, кто-то оказался настолько любезен, что запер тебя в комнате наедине со мной, — продолжил он, с подозрением щуря глаза. — Кто в своем здравом уме оставит юную магессу наедине с храмовником? У вас есть враги, мисс Хоук? Люди, которые бы восхитились иронии и предоставили вас на серебряном блюде?
Ужас постепенно начал отступать, и снова Бетани ощутила замешательство:
— Я не…
— Или это все из-за меня? — взгляд Каллена стал настолько яростным, что Бетани немного отползла назад; он последовал за ней. Бетани закусила губу, когда он навис еще ниже, настолько близко, на самом деле, что их носы соприкасались, а ее соски упирались в его обнаженную грудь, затвердевая вопреки той панике, что она испытывала. — Это что, какой-то мерзкий план по дискредитации храмовников, чтобы изгнать меня? Кому-то смешно при мысли, что рыцаря-капитана застанут в одной постели с магом?
Бетани нервно сглотнула — настроение Каллена и его обвинения со скоростью молнии бросались из одной крайности в другую. Она хотела оставаться спокойной, звучать как взрослый и серьезный человек, когда наконец ответит ему, но это было немного сложно, поскольку тело ее едва ощутимо терлось о его собственное, купалось в исходящем от него жаре. В ней бурлило настойчивое желание просто схватить его и дернуть на себя, переплести их скользкие от влаги тела. Она хотела, чтобы он продолжал прикасаться к ней, ведь она так до конца и не пришла в себя после того восхитительного оргазма, до которого он ее довел.
Какой дурой надо быть, если она хотела проверить, как далеко сумеет толкнуть рыцаря-капитана уже после того, как он узнал ее страшный секрет?
Чем дольше она молчала в нерешительности, тем ярче горел его взгляд.
— Или, может, тебе это кажется смешным, Бетани? Это все было подстроено? Вы с друзьями выбрали меня в качестве жертвы еще тогда, в Церкви, и это какая-то шутка за мой счет? Если ты хотела унизить меня, Бетани, уверяю тебя, нет нужды предавать это дело огласке… ты и в одиночку весьма неплохо справилась.
Слова ранили, даже сильнее, чем когда он едко выплевывал маг и отступница не так давно. И все равно ее дурацкое тело не позволяло ей отстраниться — оно ныло, молило отбросить чувство самосохранения и просто снова протянуть к Каллену руку.
— Почему ты не злишься, что я маг? — прошептала она до того, как сумела остановить себя.
Взгляд Каллена потемнел, и Бетани показалось, что он наклонился немного ближе, почти как если бы готовился ее поцеловать.
— Я злюсь, Бетани. Даже яростью не описать…
— Нет, не злишься, — выдохнула она, практически специально потягиваясь, прижимаясь к нему грудью; секунду спустя Каллен положил ладонь ей на бедро, словно хотел удержать на месте. Вместо этого он провел ею вверх, прослеживая все изгибы, и остановился как раз до того, как смог бы обхватить ладонью одну ее грудь, и Бетани прошила дрожь. — Ты злишься на последствия того, что я маг. Тебя не волнует то, что я являюсь магом.
На лице Каллена мелькнуло удивление.
— Не говори ерунды…
Настал ее черед прерывать его. Но она не могла подобрать подходящих слов, чтобы высказать связные аргументы, потому сделала кое-что другое, столь же действенное. Она обвила шею Каллена руками, застав его врасплох и, преодолев разделявшие их дюймы, с жаром поцеловала.
Она чувствовала собственный вкус на его губах, нечто чуждое и восхитительное — вкус ее собственного возбуждения. Со стоном она утонула в поцелуе, шокируя Каллена своей дерзостью и переплетая их языки между собой. Он приглушенно охнул, удивленный, и от этого по телу побежали мурашки; Бетани закинула ногу ему на бедро, притягивая, и с трудом вдохнула, когда Каллен упал на нее всем своим весом.
— О Создатель, — пробормотала она и, стоило ему отстраниться, стремясь снова поймать его губы своими. Его вес ощущался восхитительной горячей тяжестью, а возбужденный член упирался ей в бедро. Казалось, будто кожа Бетани искрилась там, где они соприкасались, а при малейшем движении голова шла кругом от желания.
Каллен ловко уклонился от поцелуя, хотя тоже тяжело дышал и прожигал ее взглядом.
— Бетани, — прохрипел он, — у тебя что, нет чувства самосохранения?
По крайней мере, не она одна сомневалась в собственной адекватности. Бетани медленно провела ногой вдоль его бедра, остановившись почти у талии, сжав, и они синхронно застонали от того, как это движение вынудило их приблизиться еще сильнее, переплестись настолько, насколько это было возможно без того самого последнего шага. По ее телу пробежала дрожь, и Бетани уронила голову назад, оголяя горло; тихий вскрик вырвался из нее секунду спустя, когда Каллен провел зубами по ее шее.