Как называлась эта установка, Реборну интересно не было. Но занимала она значительное пространство и чем-то напоминала старые ЭВМ, какие стояли в лабораториях и секретных институтах, мигала лампочками и издавала подозрительные звуки, косвенно подтверждающие, что эта штука работает. И стоило только Реборну приблизиться, как устройство мерзко запищало и замигало лампочками интенсивнее. Впервые за много лет изолированная усилиями Верде пустышка Аркобалено дёрнулась под одеждой, засветилась, как в присутствии кого-то из его бывших коллег по Проклятию. Резко накатила слабость, как в тот день, когда его ложным вызовом отправили в ловушку, оторвав от выбивания информации из Савады.
Больше всего Реборн ненавидел быть уязвимым, быть слабым, ненавидел делать ошибки, несущие урон его имиджу идеального убийцы. В последнее же время это случалось слишком часто. Сжав зубы, мужчина поспешил убраться от устройства непонятного назначения, не сомневаясь, что это оно каким-то образом воздействовало на пустышку, а через пустышку и на него самого. Но не успел.
– Так-так-так…
***
Тсуна напряжённо смотрел на карту Токио и пригорода. На ней его рукой были отмечены места, упомянутые в документах Хибари. Всего восемь. В разных концах. Два за пределами города. Даже если по счастливой случайности здесь есть то, в которое отправился Реборн, Тсунаёши не успеет проверить их все.
– Куда? – золотые от Пламени глаза в очередной раз обежали карту взглядом. – Куда ты отправился?
Когда-то Емитсу, взявшийся натаскивать сына, преподал Тсуне жестокий урок. Тсунаёши должен был через год принять на себя обязанности босса, он уже знал, что мафия – это не только сражения, в которых врага можно победить верой в друзей или вообще перетащить на свою сторону. Он уже разбирался в тонкостях договоров о сотрудничестве, поставке оружия и ухода от налогов, мог без особых сожалений убить тех, кто собирался навредить ему или его Семье – не любил, но мог. Он прошёл долгий путь от подростка-неудачника до человека, достойного места босса. Но, по мнению Емитсу, был ещё не готов.
– В детстве ты был очень общительным ребёнком, – сказал однажды Савада-старший и посмотрел на сына таким долгим взглядом, каким смотрел перед очередным отъездом из дома, перед тем, как соврать матери, посмотрел так, как смотрел перед объявлением Конфликта Колец. Этот взгляд выдавал, что Емитсу сожалеет о том, что ему придётся сделать, для Тсуны же это стало предвестником очередного жестокого урока, после которого сил простить отца может и не хватить. Емитсу помолчал немного и спросил: – Помнишь, почему ты стал избегать других людей?
Тсунаёши пожал плечами. Ему казалось, что даже приезд Реборна в Намимори был много-много лет назад, с тех пор его жизнь успела несколько раз измениться кардинально, что уж говорить о том времени, когда он был совсем маленьким ребёнком?
– Ты сказал воспитательнице, что она врёт, когда обещает подарок самому послушному мальчику. Я помню, Нана звонила мне и жаловалась, что не может объяснить тебе, почему так говорить не стоило. А потом ты разругался с лучшим другом, как же… Кио-кун, вроде бы… Отказывался верить в те небылицы, которые обычно сочиняют дети. Мне ты тоже никогда не верил. Даже если я говорил при тебе только правду.
А вот это чувство Тсуна помнил. Казалось, оно преследовало его всю жизнь и осложняло и так непростые отношения с отцом.
– Я не сразу понял, что это гиперинтуиция, – немного виновато сказал Емитсу. – Ты вёл себя как обычный ребёнок: немного капризный, немного неопытный, думающий, что мир добр ко всем и уж точно никогда не навредит тебе… А потом дон Тимотео приехал посмотреть на тебя, и эта чёртова болонка, сто раз говорил Мисаки, чтоб следила за своим животным… Нелепые случайности. Но ты пробудил Пламя в присутствии босса Вонголы, и я понял, что уберечь тебя от мафии не получится. Я не знаю, что делал бы, если бы не Девятый. Наверное, схватил бы тебя и всё равно поехал бы к нему: дети не контролируют Пламя, ты мог навредить себе, матери, а техникой Примо я не владею…
У Тсуны перехватило дыхание. Это было то, что он всегда хотел услышать от отца: знать, что тот защищает его, защищает по-настоящему, – но он также догадывался, что никогда не услышит от Емитсу этих слов. И если уж тот взялся говорить… значит, он планирует что-то по-настоящему ужасное, а это даже не просьба о прощении, а откровенная взятка.
– Когда Реборн пробудил Пламя, он принялся развивать и твою интуицию, и сейчас ты пользуешься ею, доверяя безоговорочно. Скажу по секрету, его всегда восхищала эта способность, в чём он, конечно, никогда не признается. Однако постороннему, никогда не обладавшему гиперинтуицией, неоткуда знать об её слабых местах.
– К чему этот разговор? – не выдержал Тсуна.
– Чтобы Вария признала тебя как возможного босса, тебе пришлось немало потрудиться, не так ли? Чтобы тебя приняли CEDEF, тебе тоже придётся постараться.
Сердце замерло и застучало с новой силой. Вот сейчас… что бы это ни было…
– Чего ты хочешь?
Емитсу потёр подбородок и серьёзно посмотрел на сына.
– Всё очень просто, Тсунаёши. У тебя месяц, – мужчина выдвинул ящик стола, и Тсуна приготовился получить очередное задание, каких за эти годы было уже немало. – Выживи.
От пули, пущенной Емитсу, Тсуна увернулся чудом. Доли мгновений он неверяще смотрел на отца прежде, чем тот выстрелил ещё раз. Только тогда Тсунаёши выскочил из кабинета, но по всему зданию его ждали ловушки и люди CEDEF.
По приказу Внешнего Советника на Саваду Тсунаёши открыли охоту, запретив Хранителям вмешиваться. Их уведомили, что это очередная тренировка. Конечно, ребята всё равно старались помочь боссу, только тайно, его даже Мукуро с Кёей прятали, но на целый месяц жизнь превратилась в бешеную гонку с мафиози. В охоту радостно включились и враги Вонголы, сделавшие какие-то свои выводы (далёкие от реальности, но вряд ли кому-то бы пришло в голову, что Внешний Советник устроил облаву на собственного сына только ради тренировки).
Весь этот месяц Тсуну терзала мысль, что когда Емитсу стрелял, интуиция молчала. Он так привык полагаться на неё, а в минуту смертельной опасности гиперинтуиция ему отказала. Она молчала и тогда, когда его пытались убить Орегано или Базиль. Потом Тсунаёши понял, в чём был фокус – все трое не хотели его убивать и искренне верили, что это ему во благо. Но полностью полагаться на свою интуицию он больше не мог.
Ему пришлось «подружиться» с холодной логикой и расчетом, с психологией и пониманием, что движет людьми, и лишь для подтверждения собственных выводов он прибегал к интуиции. На первом месте теперь стояло не только чутьё, но и банальная осторожность, не только шестое чувство, но и все остальные, чтобы вовремя заметить опасность. И, несмотря на то, что за месяц Тсунаёши сотни раз побывал на волоске от смерти, Емитсу он всё-таки был благодарен за этот урок. Вот только отцом больше не называл его даже в мыслях.
Но теперь Тсунаёши требовалось пересилить самого себя: вновь положиться только на гиперинтуицию, которая теперь обиженно молчала. Да, в этом мире, когда не оставалось другого выбора, Тсунаёши уже приходилось обращаться к ней, с осторожностью строить выводы только на эфемерном предчувствии. Но сейчас ему требовалось не предсказать поведение врага, не угадать, о чём думает собеседник, Тсуне требовалось практически совершить чудо: узнать местонахождение человека, даже не связанного с ним узами Пламени, практически не имея информации. В конце концов, это же не предвиденье какое-нибудь!
Сосредоточиться, довериться самому себе и крови Примо, от которого пришла эта способность, было сложно, это отнимало время, и Тсуна с трудом удерживал себя на месте, иногда порываясь вскочить и начать беспорядочно облетать все места, где мог оказаться Реборн, и плевать, что руки спалит до костей. Но логика побеждала, и, скрипнув зубами, Тсунаёши заставлял себя смотреть на карту.
«Он мне не чужой», – думал молодой человек. Интуиция молчала.