- Моя вина, предвидел, что тебя опасно с собой брать… не могла спрятаться, не попадать на глаза, обязательно… разбивать нос? – энергично хлопал её по плечу старший, безразлично сопровождая постукиванием.
Мальчишке на неделе исполнялось тринадцать. Хулиганом не являлся, но к паршивцам и диктаторам определёно относился. Грубо говоря, его воспитывали в стаде паршивцев, и мальчик враз схватывал манеру диктатуры.
2 глава.
Семь лет назад. Conakry, Guinea Port. Утром.
Тусклое звёздное небо постепенно окрашивалось в багровый рассвет, потому что светало в положенный час.
Западный торговый порт Гвинеи и единственный в Конакри уже открылся. Только что на порту пассажирский корабль высадил иностранцев на берег и продолжил опустошаться от багажа.
Неужели туристы?
Выработанная приветливость темнокожих – почтительными жестами – оказала доброжелательное отношение всем иностранным приезжим. Ни минуты не теряя, поплыли Мореплаватели на встречу с солнцем, с которым на западе не встретишься, оно встаёт к семи часам над макушками восточной стороны. Мимо строем плавно перемещались рыбацкие лодки и оттуда же рыбаки, отложив сети, безудержно свистели прибывшим. Одни за другими садились на лодки, отправляясь в след рыбацким ремесленникам, куда подальше от берега, как бы разглядеть рассветную полосу. Как же улыбались все Атлантическому океану.
Но все ли туристы?
Погрузка багажей в грузовые тачки закончилась, вскоре тронулись с места автобусы и такси, забирая приезжих от начала на большое расстояние, простирающее пальмами столицы Гвинеи. Город по-новому открывался с разных точек змеиного маршрута. Доехав до центра государства, оттуда стоило отдельного пешего хода. Необычные, как всегда за границей, улицы, где-то просеянные газоном, где засыпаны землей тропы, ведущие к доходу и процветанию города.
Наконец добрались!
Торгово-рыночные площадки были переполнены туристической толпой. Затеряться могли даже меньшие жители города, коренные мусульмане. И всё равно торговля была запоминающейся.
Темнокожих оставалось огромное количество иностранцев, кроме того среди некоторых бледнолицых получались семьи с африканцами. Те самые, что проникли в хижину, а потом захотели выкрасть утеплённые вещи относились к их разбавленной численности.
Стариковская хижина рыболова со стажем была построена ближе к воде, из-за чего получались стычки с бушующим прибоем, впоследствии столкновения некрепкого подлатавшего сооружения с бурей разваленная хижина перестраивалась по-иному во все времена года.
Фигурки – тому подтверждение.
В качестве сувенира дарилась фигурка лесных обитателей воскрешенному вновь обиходу Марти. Звери, особенно мохнатые по-своему отображались, как в естестве – словно глядели живыми глазами. Далёкий брат, лесник, высылал через младшего сына собственные выдуманные статуэтки. И всегда вовремя племянник рыбака дарил их по приказу отца и, дабы тот радовался подарку, наврёт, что статуэтка изгоняет духов. Марти не доверялся, принимал с благодарностью, нисколько не поблагодарив за то, потому что предчувствовал что-то нечистое в них.
Заднюю мысль брата?
О полезности хлама спор затягивался до скандала.
Теперь воспоминания порой упускались течением времени. Возобновлялся день ненастный – ясным, а прошлая грубая ночь обыкновенно пояснялась тем, что призраки совсем ошалели.
Вчерашнее происшествие не попускало приятных мыслей и мучило совестью вставшего пораньше старшего маленькой группы детей. Вчерашний инстинкт самосохранения сегодня не укладывался в его голове. Последнее действие вывело из душевного равновесия. Неисправимо! Не предусмотрительно! Не по плану! Не по намерениям! Он ругался длинным списком решений инстинктивного метода.
Что прежде побудило к такому образу жизни? Не по своей воле эта маленькая группировка устроена – обворовывать селения, как раз потому, что сознавали довольство темницы. Потихоньку к этому поступились, позволял простор. Семьи их не жалованные беженцы. В прошлом граждане Европы. Попадаться в неких проступках, независимо каких, в тактике родителей не звучало.
Всё же прозвучало жалобно совестью.
Бред! Не дамся!
- Дад? Ало, Дад, вставай! – не переставая, дёргал курчавого Гвала, старший. – Это место пленит, не подавай взаимное согласие, слышишь? Просыпайся!