Я переносила своё лицо на бумагу маленькими штришками, стараясь ничего не пропустить. Сперва подробно изобразила лоб и нос, затем скулы и очертила овал лица. Сложнее было с губами, упрямо поджимавшимися в тонкую линию и глазами. Их выражение мне никак не удавалось уловить. То казалось, что это удивление, то страх, то недоверие и, в конце концов, я увидела обиду. Уместить все эмоции в один взгляд глаз изображенных на бумаге было не реально сложно. От стараний я пыхтела не хуже нагруженного яблоками ежа, совершенно забыв о недавней усталости.
- Всё больше не могу, - сказала я, откинувшись на подушки и глядя в потолок, - уже, что получилось то и получилось.
Мама аккуратно взяла из моих рук тетрадь с рисунками. Выражение её лица я никак не могла понять и поэтому спросила: «Что ты видишь?»
Мама вздохнула и ответила: «Предательство».
Я заторможено обдумывала ответ мамы, и постепенно осознание её правоты укрыло меня, как ночь укрывает землю.
- Один, - не то вопрос, не то утверждение прозвучало от меня.
- Все вместе, - сказала мама. И помолчав, добавила, - но это не смертельно, дочка. Да, больно. Да, обидно и даже очень, но не смертельно.
Кивком головы я согласилась с родительницей.
- Во всяком случае, ты теперь знаешь, что им доверять нельзя, - сказал мама.
- Может мне перестать общаться с ними? – решила я отвести неприятности самым радикальным способом.
- Попробовать можно, конечно, - согласилась мама, - но думаю, теперь тебе это будет трудно сделать.
Я опять с не высказанным вопросом посмотрела на неё.
- О третьем вашем приятеле ничего не могу сказать, - сообщила мама, указав аккуратным ноготком на портрет Лисёнка, - его не видела и не слышала сегодня. А вот эти два, - и она обвела лица Одина и Арни, - если ты не помнишь, в курсе произошедшего. И они очень рьяно настроены, тебе помочь. Вот только чем, не понятно. Их энтузиазм и энергия, имеют такую силу, - мама передёрнула плечами, - что могут принести разрушения, вместо созидания.
- Расскажи, что здесь было, пока я была в отключке, - попросила я.
И мама рассказала. Из всего выходило, что единственным человеком сумевшим подавить вспыхнувшую панику был мой папа. Если б не его присутствие, то неизвестно в какой больнице сейчас я находилась бы. Он мягким голосом, но очень настойчиво попросил парней не кидаться в крайности, объяснив всё происходящее особенностями моего организма. Назвав все, что они видели загадочным медицинским термином «Мигрень». Он увел мысли парней от причины происходящего, сосредоточив всё внимание уже на следствии. Пообещав, что лично позвонит каждому из них, когда мне станет лучше, папа отправил сопротивляющуюся Янку на занятия, перепоручив её доставку обоим парням. Перед уходом папа напомнил моей подружке о необходимости сохранить всё, что ещё можно, в секрете, и не давать никаких даже полунамёков к пониманию происходящего. Янка клятвенно заверила, что все помнит и понимает и умотала, забирая с собой обеспокоенных парней.
- Папа долго был дома? – спросила я.
- Долго, - ответила мама, - пока ты не перестала сжиматься и разжиматься на постели как пружина и не успокоилась.
- Я сорвала ему рабочий день, - вздохнула я.
- И не только ему, - сказала мама. - Я отправила на встречу с потенциальными клиентами Наташу, а в оранжерею так и не поехала.