Мысли обо всем этом в сложившейся тишине лишь больше усиливали отрицательные эмоции. С каждой секундой, все больше и больше проявлялось сочувствие и сожаление. В какой-то момент радость от обретения спасения начала затмеваться этими новыми эмоциями, которых не было пока она перед ним не выговорилась. В разуме четко отдавались два шокированных красных глаза и мысли о том, как они на нее страстно смотрели еще недавно.
Так нельзя было продолжать. Тишина оказывала на нее слишком сильное влияние. Но она уже все сказала. Это ли послужило тому, что она решила ослабить паралич? Или сожаление взяло вверх и заставило ее это сделать? А быть может, она надеялась, что он будет проклинать ее, тем самым снизив уровень ее вины?
Глаза юноши удивленно расширились, когда он осознал, что может шевелить губами. И не только, его лицо также начало показывать эмоции.
Он некоторое время молчал, смотря куда-то. Словно он смотрел сквозь Изанами. Губы его почти незаметно двигались, а глаза будто что-то читали. И наконец он заговорил.
— И это все было обманом? — не обвинял, нет. Он спрашивал. В голосе чувствовалось сожаление. — То, что было вчера тоже? — уже без надежды в голосе, он посмотрел на нее так, что сердце женщины немного дрогнуло. Даже удивление от того, что он не заметил искусственность вчерашней страсти, промелькнуло где-то далеко и не удостоилось хоть какого-то внимания. Почему-то Изанами не могла найти в себе силы ответить. — Тогда я не хочу, чтобы этот обман раскрывался. — он прикрыл глаза, а поджатые губы давали понять, что он сдерживает то ли обиду, то ли слезы. — Я не хочу, чтобы эта иллюзия заканчивалась, Изанами! — повысил он голос. — Только не так… — он сжал зубы так сильно, что появились опасения, не треснут ли они. — Это ведь сон, да? Мой больной разум просто придумал все это! — в один момент женщине показалось, что из его глаз пойдут слезы, но этого не случилось. — Прошу, Изанами, скажи, что это лишь шутка. — его глаза распахнулись, и он с таким отчаяньем и надеждой смотрел на нее. Ее сердце дрогнуло. — Хотя бы раз, Изанами, скажи, что любишь меня. Не разрушай все…
Она не было обязана это делать. Что ей с того, чтобы утешить его? Скоро она наконец будет свободна. Но она не могла так поступить. Она сама столько лет провела в отчаянии и потаенной надежде. Она как никто другой его понимала. Быть может это и не любовь, но это чувство никак не слабее того, что понимают под этим словом обычные люди.
Раз уж она может принести ему хоть какое-то облегчение, то почему бы и нет? Несмотря на то, что она подвергла этого юношу ужасной участи, Изанами вовсе не плохая. Она не была плохой до того, как попасть сюда. И не обязана быть плохой сейчас, когда она уже на свободе.
— Я люблю тебя… — тихо произнесла она и коснулась его губ своими. Они оба понимали, что это насквозь фальшивое заявление. Но раз уж он сам захотел до конца не разрушать эту идиллию. Так тому и быть.
Она сняла с него паралич. Ему все равно будет двигаться тяжело, а скоро он потеряет сознание из-за начавшихся изменений в его теле.
Трясущимися от боли руками он попытался ее обнять. В его теле чувствовалась слабость как от вчерашнего напитка, так и от проникающей в него энергии Бездны. Но он все равно, прикладывая все свои силы, постарался прижать ее к себе как можно сильнее.
Наверное, после снятия паралича боль в его теле усилилась. Было заметно, что его веки потяжелели, и он боролся с сонливостью. Значит, совсем скоро он прибудет к Бездне, а его тело вступит в последнюю стадию превращения.
Он тихо заговорил, смотря в ее фиалковые глаза с очень близкого расстояния.
— Изанами, ты когда-нибудь слышала о правах получившего признание первым? — слегка ломанным от боли голосом, спросил он.
От его слова уши женщины чуть покраснели, потому что воспоминания снова вернулись к вчерашней ночи, которую она будет еще очень долго вспоминать с замиранием сердца. Но куда больше женщину смущало то, что сейчас они тоже голые, в весьма интимной позе, обнялись друг с другом…
Учитывая все это, его слова наверняка были связаны с чем-то похожим на ночное времяпрепровождение.
Он продолжил говорить.
— Один очень умный человек сказал, что в любви – как на войне, и проигрывает тот, кто первым признается в своих чувствах. — его голос стал чуть тише, доказывая, что у него остается все меньше и меньше сил. — Смысл в том, что признавшийся ставит себя в заведомо проигрышное положение, ведь показывает, что именно он нуждается в этих отношениях больше. — на его слова Изанами улыбнулась. Вчера она тоже была в «проигрышном положении». — Кто-то может даже сказать, что признавшийся первым добровольно соглашается стать рабом второго. — он слегка отодвинул ее от себя, чтобы иметь возможность взглянуть на нее. — И поэтому я хочу спросить тебя, каково это, Изанами, стать моей рабыней.