— Из-за такого животного не стоит волноваться, это ведь только невинный уж!
Ужа мы выбросили, и будь благословенна «Хижина косарей», в которой в первую ночь бюккской экспедиции мы даже одетые спали до самого утра так крепко, что не слышали, как мыши прогрызли наши рюкзаки.
К сожалению, Дюла не мог больше оставаться — к полудню в Мишкольце его ждала семья и работа. Утром мы навели порядок в нашем хозяйстве и с грустью расстались. Насчет ящика с оборудованием Дюла меня успокоил: взять в хижину его все равно невозможно, пусть стоит снаружи у стены, — голову можно дать на отсечение, что его никто не утащит. Если же я пододвину его вплотную к хижине, он может даже подпереть стену.
Мы условились с Дюлой, что он из города тотчас отправит телеграмму Мишке Месарошу:
«Прибыв в Мишкольц, отыщи в гостинице для туристов Дюлу Гроссмана. Он тебе точно расскажет о месте моего пребывания. Захвати с собой сало, хлеб, макароны, повидло и мышеловки в любом количестве. Наш лагерь готов, приезжай как можно скорей. Якуч».
Я остался наедине со своими мыслями, картами, инструментами и ящиком в царстве карста Бюкка. Пришло время применить на практике свои теоретические знания. Основная трудность и цель этого экзамена теперь не в знании русского языка, а в умении прочитать немой язык мертвых камней, на котором они рассказывают древнюю историю гор.
Я закрыл хижину, запер ящик на замок и отправился в дебри Бюкка.
День пятнадцатого июня был для меня богат событиями. Я провел его целиком в долине Гарадны и измерил дебит источника. Вечером по пути заглянул в пещеру Кейук (Каменная дыра) и осмотрел места раскопок Оттокара Кадича. В поисках орудий древнего человека здесь, в вестибюле пещеры, была выкопана яма около восьми метров глубины. Профессора Кадича я не встретил, так как незадолго до меня он уехал домой, зато познакомился с его ассистентом, коренастым Иожефом Клайном, который, неистово сквернословя, колотил скулящую собаку, да так, что уже за полкилометра становилось жутко от ее воя.
Рабочие раскопок к моему прибытию уже разошлись. Только какой-то странный школяр рядом с воющей собакой помешивал угли затухавшего костра.
— Мутюш, — представился он, — точнее, Иштван Мунтян. Я ученик седьмого класса[27] диошдьерской гимназии имени Килиана. Люблю природу, одиночество и бюккские ночи. Если вы расположитесь поблизости, как-нибудь зайду к вам. Да, я знаю, где «Хижина косарей». Самая большая беда — я влюблен. Но я нисколько не жалею, что провалился на экзамене. Меня и раньше выгоняли, и все же я — Мутюш! Когда жизнь бьет ключом, она так прекрасна! Не правда ли?
«Странный экзальтированный человек», — подумал я про себя и пошел к Касаштеберу через лес. Некоторое время до меня долетали слова песни: «Тоскую я, тоскую я! Грызет меня грусть-тоска… Вера-а! Верочка, родная моя! Жажду видеть тебя…» Мутюш пел о любви. Потом расстояние поглотило этот голос, и над Бюкком воцарилась тишина. На небе догорала вечерняя заря.
Приближаясь к своему жилищу, я с ужасом увидел поднимающийся дым. С бьющимся сердцем ускорил шаги, так как здесь за пять дней не видел ни одной человеческой души. Мне стало любопытно, кто бы это мог быть таким смельчаком? Перед хижиной горел небольшой костер, и в сидящем возле него худом человеке я узнал долгожданного Мишку Месароша. Как я обрадовался! Да к тому же оказалось, что он пришел не один, а привел с собой однокурсника Имре Сабо. Придя в неописуемый восторг, мы обнялись, и рассказам нашим не было конца. Только в полночь мы улеглись.
Улеглись, но как? Мишка и я еще еле-еле поместились между ветхими досками на сене, но для Имре пришлось из свежей душистой травы соорудить кровать рядом. После того как затушили лампу, я еще долго думал о том, какой внезапно хороший поворот произошел в моей работе, теперь втроем мы сможем сделать все гораздо быстрей. С этими мыслями я заснул…
Но спать долго не пришлось. Нас разбудил необычный для бюккской ночи голос. Где-то вдалеке кто-то звал на помощь. Да, на помощь. Продолжительным громким эхом вторили воплям черные горы. Мы разом вскочили на ноги, бросились к двери. Я приказал Мишке зажечь лампу. Мы с Имре прислушались, не показалось ли нам? Со стороны темных гор снова раздался пронзительный вопль. Судя по голосу, несчастный был от нас метрах в трехстах.
— Э-ге-ге! — кричал я теперь, насколько позволяли мне легкие. — Э-ге-ге, что случилось? Эй, кто там идет?
Крики прекратились. Я торопил Мишку, чтобы он быстрее шел с лампой. В темноте схватил башмаки, даже не заметив, что натянул башмаки Имре. Не зашнуровав их. я бросился с карбидной лампой в руке наружу и услышал, как со стороны густого кустарника прямо на меня кто-то мчится. От яркого света лампы я ничего не видел, но слышал, чувствовал почти рядом с собой чье-то горячее, вырывающееся со свистом дыхание. Прошло несколько секунд. Имре схватился за палку, чтобы на всякий случай во всеоружии встретить нападение.
Но в этом не оказалось необходимости. Возбужденный, дрожащий всем телом, задыхаясь и стуча зубами, из кустарника выбежал человек. Поравнявшись с нами, ой тотчас рухнул на землю и бессильно простонал:
— Ой, кабан меня убьет… помогите! Не могу больше бежать… воды… ради бога!
В потерявшем человеческий облик юноше я узнал Мутюша. Что нам было делать? Мы положили его на постель и постарались успокоить.
Придя в себя, он начал по порядку рассказывать, как мечтал в вечернем одиночестве у пещеры Кейук, как пришла ему в голову мысль наняться ко мне работать, как отправился следом за мной и как на него напал дикий кабан.
И вот теперь он у нас, надеется здесь остаться и просит поручить ему любую работу, он будет хорошим товарищем, ему очень хочется быть с нами.
— Так… — сказал я тихо, — комплектуется экспедиция.
На рассвете следующего утра я провел совещание о распределении работы. Мутюш и Имре останутся здесь и сегодня же рядом с хижиной построят из веток дополнительное временное жилище по крайней мере на четверых. Если так пойдет и дальше, то через несколько дней и оно окажется недостаточным.
Днем мы с Мишкой обследовали окрестности Фелшефорраша. На основе своих наблюдений я все больше убеждался, что в тянущемся за Фелшефоррашем закарстованном известняковом массиве существует широко разветвленная и многоярусная система водной сети и пещер. Поноры в окрестностях пещеры Кейук подтверждали мое предположение, и данные, которые мне удалось собрать о периодических увеличениях дебита Фелшефорраша, тоже указывали на это. Пещера Кейук принадлежала когда-то к самой старой и самой верхней галерее этой системы. Учитывая, что понижение уровня воды в закарстованном слое с давних пор лишило его активного водотока, было ясно, что обильный ил в дальнейшем сильно засорил ходы, связывающие пещеру с продолжением системы. Находки Геза Мегаи, Андора Шаада и других страстных мишкольцских исследователей, а также результаты раскопок Кадича все больше наводили меня на мысль о том, что еще во времена человека древней бюккской культуры, то есть пять-шесть тысяч лет тому назад, этот связанный с большой системой ход был открыт. В пещере найдены следы очага в таких местах, где при сегодняшних токах воздуха дым от огня не мог бы удаляться и до отказа заполнил бы пустоты.
Значит, если древний человек разжигал здесь огонь, то это было возможно только в том случае, когда дым из пещеры тотчас выходил, то есть пещера была сквозной. Иначе говоря, тогда связанная система была еще открытой.
27
Седьмой класс венгерской гимназии соответствует десятому классу советской средней школы.