Мы с Мишкой основательно исследовали коридоры, камины, гроты Кейук и пришли к выводу, что ценой настойчивой и продолжительной работы можно найти закрытую часть системы. Поиски были интересны уже из-за одного того, что древний человек наверняка бывал в этой части пещеры. Поэтому вполне вероятно: там могут быть обнаружены ценные находки и надписи на стенах, которые не сохранились в других пещерах.
По-моему, вне всяких сомнений, понор Удварке пещеры Чокаш и все мелкие бывшие или существовавшие поноры более дальних окрестностей органически связаны с большой фелшефоррашской пещерной системой. Трудность заключается в том, что на плоскогорье, не имеющем слоя гальки, которая бы постоянно шлифовала и очищала пустоты, очень быстрыми темпами происходило заиливание ходов и их частичная закупорка. Значит, только в результате кропотливой и сложной работы можно попасть в пещеры, где еще есть водоносная сеть.
После обеда мы исследовали бывшие входы пещеры Фелшефорраш, но через них, к сожалению, тоже нелегко было проникнуть: один был закрыт обвалившейся скалой, а другой заполнен по самую горловину сцементировавшимися илистыми наносами речного происхождения, покрытыми слоем известкового туфа. Эх, что за открытия предстоят в этих местах спелеологам, у которых есть деньги, взрывчатка и достаточно рабочей силы! Вечером я подкрасил воду Колодца косарей пятнадцатью дециграммами флуоресцеина, чтобы со следующего дня начать регулярные наблюдения за источниками Фелшефорраш и Гайя. Мутюш оказался очень деловым парнем, мне он начинал нравиться. Вместе с Имре они построили из веток такой дом, что куда до него «Хижине косарей»!
Прошло две недели, как пришел Мутюш. За это время изменились состав и численность экспедиции. Наш отряд пополнился студентами-геологами Ласло Алфелди. Дюлой Мартоном и студентом-химиком Томашем Манди. Тем временем Имре Сабо пора было возвращаться в Будапешт.
За прошедшие две недели в Касаштебере побывали и гости: приезжал из Печа директор Задунайского научного института Пал Золтан Сабо, навещал нас иногда и Дюла Гроссман. В такие дни мы всегда ели вкусную, сваренную в котелке лапшу, отдавая должное кулинарному искусству Дюлы. Приехала моя жена с трехмесячной дочкой, и вскоре мы почувствовали себя в милой «Хижине косарей» как дома.
Но люди нужны были нам до зарезу! Ведь наша работа была такой многообразной, что приходилось ежедневно очень тщательно обдумывать распределение обязанностей. В один из солнечных июльских дней в нашей жизни произошли изменения: отряд пополнился четырьмя новыми товарищами, и возникла идея о переселении лагеря.
Мы с Мишкой Месарошем занимались тогда обследованием Большого Бюккского плато, лежащего на юг от долины Гарадны. Перед обедом осмотрели колодец Яворкут, потом подкрасили тремястами граммами флуоресцеина у озерка воду ручья, исчезающую в Летрашском поноре. Теперь осталось найти исток ручья, исчезающего в поноре. Во время окраски воды, к моей досаде, разбился термометр, но я все же не хотел упускать возможности исследовать источник, поскольку уж мы были рядом.
Мы отправились по берегу ручья против течения. Едва сделали метров двести от плотины озерка, как наткнулись на необыкновенно красивый луг. Окаймляющие его вековые деревья-исполины, изумрудный ковер-газон, прозрачный ручей, журчащий посередине луга, — все это произвело на нас такое большое впечатление, что в порыве восторга мы не заметили поджидавшей нас на другой стороне луга опасности. Прямо перед нами стояла бревенчатая хижина, мастерски спрятанная в темном шатре доходящей до земли кроны громадных деревьев. Мы тут же прикинули: по крайней мере, человек шесть с большими удобствами разместятся в ней. Дверь хижины была открыта. Мы вошли. Нигде никого. Все было устроено с большим вкусом. На двухъярусных деревянных койках лежали одеяла, на вешалках из рогов козули висели пестрые рубашки и брюки. На маленьком окошке стояли два горшочка цветущей герани. Прямо дворец из медовых пряников!
— Ну, Мишка, что ты на это скажешь? Кто тут может жить? — спросил я. удивленный всем этим, однако ответить он не успел.
— Еды или жизнь! — набросились на нас четыре страшных полуголых человека. В высоко поднятых вверх руках сверкали судорожно зажатые финки.
О небо, откуда взялись они в мгновение ока и так неожиданно? Бросая на нас из-под взъерошенных волос зловещие взгляды, они медленно приближались. От неожиданности мы ничего не могли сделать более умного, как, подняв руки вверх, попятиться к двери. Но не тут-то было! Дверь и окно были уже загорожены. Фу, черт, ну и попали мы в переплет.
— Ну хорошо, принимаем условия! Начинаем переговоры!
— Молчать! Снимайте рюкзаки и одежду, а сами в котел, потому что мы страшно голодны!
Я люблю «деловые» разговоры. Такой тон мне пришелся по душе, и я облегченно вздохнул. Даже улыбнулся. Только теперь, присмотревшись получше, заметил, что это дети, мальчики пятнадцати-шестнадцати лет. Один из них — длинный, худощавый мальчуган (по тому, как он вел себя, очевидно, вожак) — задумался и нервно закусил губу, когда увидел, что мы не спешим стремглав скрыться в котле. Остальные растерянно мигали.
— Ну, ребята, довольно шуток, — попробовал я выйти из положения, — пойдемте на свежий воздух и поговорим при более приятных обстоятельствах о том, чем бы мы могли вам помочь.
В одно мгновение «грозные грабители» превратились в послушных ягнят. Длинный паренек совсем застеснялся, а двое, отвернувшись, еле сдерживаясь, хихикали. Выйдя из домика и сев по-турецки, я предложил всем последовать моему примеру. Но длинный был настолько смущен, что даже не посмел сесть.
— Не подумайте, — пролепетал он, — что мы серьезно… мы ведь только так… пошутили…
— Пустяки. — бросил я. — Мне пришлась по душе ваша смелость. Вы храбрые мальчики. Переходите ко мне работать. Будете получать еду и даже зарплату. Мы здесь в горах ходим, исследуем пещеры, это наша специальность. Работа, опасности, приключения — во всем будете участвовать! Вот вам моя рука, и коли по рукам, то давайте переходить на ты. Мое имя Ласло Якуч, профессия — геолог.
Они представились. Длинный назвал себя Ласло Гера. Остальные тоже по очереди называли свои имена: Пети Генци, Дуци Костельник, имени четвертого уже не помню. Настоящие ли это были имена? Я был уверен, что они меня не обманывают.
Мальчишки были горячие, смелые. Страшно заинтересовались нашей работой и подходили для нее. Они рассказали, как построили этот домик, как здесь в Бюкке проводят свои каникулы, играя в робинзонов. Кстати, все четверо мишкольцские, сыновья рабочих, друзья и в хорошем, и в плохом.
Приняв нас за туристов дилетантов, они решили хорошенько напугать. Сюда приходит иногда кое-кто из отдыхающих Лиллафюреда, они их пугают, и это доставляет им удовольствие. Теперь же получилось очень неудобно.
— Уж вы нас извините! Мы расширим свой бивак, и, если вы не обиделись, перебирайтесь к нам. Мы тоже здесь видели несколько интересных пещер и сможем их вам показать. Жаль, что так неудачно познакомились, но постараемся исправить все.
— Ладно, ребята, завтра всей группой мы переедем в Летраш.
Тогда я еще не знал, что с этими мальчиками нас на всю жизнь свяжет настоящая дружба. Не знал, что в их лице обрел самых верных товарищей по профессии. А из Ласло Геры я вырастил неутомимого исследователя-краеведа, самого преданного мне соратника, бесконечно полюбившего подземный мир.
Сегодня я знаю: это чувство любви Лаци унес с собой и в могилу — в день своей трагической смерти.
ПРИКЛЮЧЕНИЕ НА СИНВЕ
История Венгрии не знала еще такого бурного роста городов. каким в последнее время рос город Мишкольц. Однако сети коммунального хозяйства, в том числе и водопроводу, не удавалось идти в ногу со строительством домов. Герембойта — полцайские источники оказались недостаточными для мишкольцской водопроводной станции, и она уже не удовлетворяла потребности района в воде. Поэтому необходимо было заняться поисками нового источника, чтобы подключить его в городскую сеть.