Палящее июльское солнце жгло вспотевшие спины, пока мы вынимали и выбрасывали наверх отшлифованные водой обломки скал. За день при самой напряженной работе продвигались в среднем только на метр. Ток воздуха шел снизу наискось. Большие неприятности причиняли обломки породы: они лежали неплотно, и вырытая нами траншея постоянно обваливалась. В самой глубокой точке понора сначала мы прорыли грозящую обвалом четырехметровую отвесную траншею. Отсюда начали продвигаться по наклонной к горе Соморхедь.
Проход во избежание обвала мы сделали всего в метр высотой и в шестьдесят-семьдесят сантиметров шириной. Работать в нем и продвигаться вперед можно было только на четвереньках. Чем дальше мы пробивали путь, тем труднее становилась работа. Очень тяжело было выносить на поверхность глину. Делали это следующим образом: один из нас в конце траншеи киркой, ломом, зубилом и лопатой выполнял задачи забойщика. Отбитую породу он тотчас клал в ведро и, прижавшись к стене траншеи, передвигал за собой Следующий человек выполнял самую трудную работу. Ему нужно было перетащить ведро в траншее до основания четырехметрового колодца.
Первая разведывательная штольня на дне понора Большой долины
На четвереньках, в узком проходе под землей, дно которого покрыто острыми камнями, не очень приятно в течение нескольких часов таскать наполненные камнями ведра. И все-таки это нужно было делать, потому что другого способа вытащить на поверхность породу у нас не было. Ох, сколько вздохов сопровождало ведра каждый день! Поднимал ведро из шахты и в то же время опускал пустое ведро вниз уже третий. Позднее, когда участок подземной переноски породы удлинился, там пришлось работать уже двоим.
Шли дни. Проход был уже такой длины, что приходилось зажигать сразу четыре карбидные лампы для освещения всего участка. Тот, кто тащил ведро, конечно, не мог держать в руках еще лампу.
Вскоре около понора появились первые любопытные. Чабаны и землекопы все чаще навещали нас. Они смотрели на нашу работу, и в их взглядах можно было прочитать неверие в успех дела. Но на следующий день они все-таки снова приходили.
— Вот случайно зашел, — сказал один из них, — думаю, дайка посмотрю, что вы сделали со вчерашнего дня?
Но когда на третий день они снова пришли, а потом все новых и новых посетителей приводила к нам «случайность», мы уже видели, что жители окрестных сел очень интересуются результатами раскопок. Один за другим мало-помалу они начали вспоминать:
— Мой дедушка рассказывал мне в детстве, что на этом месте когда-то зиял темный вход большой пещеры. Народ окрестных сел с опаской обходил эти места, потому что в пещере жили страшные разбойники. Они затаскивали туда свои жертвы и только за большую цену, за лошадь или корову, отпускали их к родственникам. Но сна чала они брали с них присягу: несчастные клялись перед господом богом, что никогда, ни одной душе не расскажут, где прятали их разбойники.
Очевидно, жертвы Аггтелека не очень-то боялись господа бога, иначе бы о делах грабителей сегодняшние жители едва ли могли знать.
Через некоторое время среди посетителей нашлись добровольные помощники: таскали ведра, работали в забое и очень удивлялись идущему из горы потоку воздуха. Особенно большой интерес проявляли к нам знатоки «старой пещеры» Аггтелек — Бела Регец и Лайош Берец. Они приходили в свои выходные дни и даже с собственным инструментом.
Пещеры, однако, еще не было, а деньги таяли. У подножия горы Соморхедь с каждым днем все молчаливее сидели мы вокруг лагерного костра. Сначала сбор веток после работы, приготовление ужина и носка воды проходили очень весело. Однако теперь все шло с большим трудом.
После работы, уставшие, ложились мы у тусклого костра и долгие часы молча смотрели сквозь черную листву дубов на далекие мерцающие звезды. И думали, думали. Теперь мы уже знали: пока мы не прокопаем проход до горы Соморхедь, нельзя рассчитывать на проходимый лаз, в котором смогли бы между кусками породы проделать оставшийся путь, не применяя кирок и лопат.
А это означало: прохождение двадцатиметрового прохода, учитывая трудную выноску грунта, потребует около полутора месяцев работы.
Дело начинало казаться безнадежным. Каждый из нас это понимал, но не говорил вслух, чтобы не расстраивать других. Стиснув зубы, потные и грязные, мы с каждым полуметром продвигались ближе к цели. Но 19 июля произошло событие, заставившее нас серьезно задуматься. Шейер работал в забое, Кох и Виллеме занимались переноской породы, я стоял в конце траншеи. Один за другим они выходили из глубины с наполненными ведрами. Неожиданно я услышал шедший из глубины глухой шум, и сразу же под моими ногами вздрогнула земля. На мгновение наступила гробовая тишина. Я знал, что все это может означать только одно: обвал, которого мы так опасались. С невероятной быстротой пополз я в проход и вскоре услышал крик Коха, сообщавшего, что он цел и невредим. О Шейере он ничего не знал. Сверху то там, то тут падали небольшие камни и один за другим катились в конец траншеи. Виллемса я нашел живым, но Шейера завалило.
Мы тотчас же начали его откапывать. Через полчаса в палатке Дюси пришел в себя. Никаких серьезных повреждений у него не было.
В тот день работу мы уже не вели. Не вели мы ее и в следующие дни. Продвижение становилось опасным для жизни. Мы понимали, что трехнедельную работу приходится прекратить, так как за оставшиеся восемь-десять дней все равно не сможем достигнуть горы Соморхедь. А если до конца месяца результатов не будет, значит, разведке этой пещеры, возможно, пришел конец и Институт геологии переведет меня на другой участок работы. В стальных дверях, за которыми открывается секрет источника Комлош, так и не заскрипит проржавленный замок.
По крайней мере, прибыла бы хоть финансовая помощь Кесслера! Тогда наши люди смогли бы работать в следующем месяце, правда, уже без меня.
Кризис стал убедительней, когда 21-го числа члены моей группы уехали на занятия в университет. Перед их отъездом мы еще раз хорошенько обсудили положение дел и решили копать в новом месте.
Исходя из направления стока воды, параллельно которому рыли траншею, мы уже знали, на какой глубине и где должно быть место, в котором вода выходит из обломков породы и исчезает, то есть место, где начинается пещера. Оно лежит, по моим подсчетам, в самом конце долины, на глубине пятнадцати метров. Нет другого выхода, как попытаться прорыть колодец общими усилиями. На это, если все хорошо пойдет, может быть, хватит еще времени.
На том порешили, и мы остались вдвоем с Ленке Граф.
Я сразу же организовал новую бригаду. В Аггтелеке нашлось трое жителей, с готовностью согласившихся на тяжелую работу: Дердь Вербай, его племянник Лаци Вербай и Нети Леринц. Работа шла быстро и точно по намеченному плану. Неожиданно приехал Лайош Ревес — бывший директор пещеры Аггтелек. Он решил помогать нам во время своего отпуска.
В колодце уже в первые дни мы почувствовали сильный ток воздуха, оба Вербай работали без передышки, отдавая все силы. На третий день они уже были настолько увлечены работой, что оставались на сверхурочные часы. Почти невозможно было выпроводить их с рабочего места.
Мы продвигались очень быстро, прошли вглубь четыре метра, но вдруг уперлись в скалу, краев которой нигде не было видно. Однако со стороны горы между каменной глыбой и отвесной стеной была расселина шириной в шестьдесят сантиметров, заполненная очень мелкими обломками. По ней нам удалось прорыть ход вниз. На этом месте три моих новых товарища показали, на какую серьезную работу они способны для достижения поставленной цели. Через два дня расселина была уже достаточно глубокой. Чтобы поднять наверх куски породы, лежавшей на дне, приходилось спускаться в нее вниз головой. Первым таким способом спустился Лаци Вербай. Когда он кричал нам, что кусок породы у него в руках, мы тянули Лаци вверх.