У Эдди была узкая прихожая с зеркалами на стенах и полом под черный мрамор. Слева находилась крошечная ванная для гостей. Короткий коридор справа вел в спальню, переделанную в тренажерный зал. Далее мы обнаружили спальню побольше и просторную гостиную с балконом. Гостиная выходила в столовую, совмещенную с кухней. Стены гостиной были увешаны наградами за достижения в области боевых искусств. Их были сотни. Сияющие кубки за первые места и чемпионские пояса с турниров по всем Соединенным Штатам.
«Лучший среди лучших». «В знак признания за совершенство». «Мастер Черного пояса». «Чемпион „Всего-на-Свете“».
— Да не дергайся ты так из-за этих наград, — сказал я Пайку. — Парень наверняка их купил.
— Угу, — отозвался Пайк.
Джо направился на кухню, а я — в спальню. У Эдди была роскошная кровать из ореха, составлявшая гарнитур с тумбочками, длинным туалетным столиком и зеркалом на потолке над кроватью. Я дважды посмотрел в зеркало. Давненько я не видел зеркал над кроватью. Напротив кровати на стене висел миллион фотографий Эдди: Эдди, разбивающего кирпичи, Эдди, летящего по воздуху и принимающего призы, Эдди, ведущего бой или победно вскидывающего руки, иногда обагренные кровью. На ранних фотографиях ему было не больше восьми. Может быть, он и не покупал свои призы.
Хозяйская ванна была отделана с таким же вкусом, как и вся квартира. Множество зеркал, имитация черного мрамора и бархатистые обои. В пластиковой корзине для белья лежали грязные трусы и носки. Раковину и унитаз явно не мешало бы помыть. Я заглянул в аптечку и ящик под раковиной. Там я нашел зубную щетку, но не обнаружил зубной пасты, бритвы и дезодоранта. Либо Эдди не слишком волновала личная гигиена, либо эти вещи куда-то исчезли.
Я вернулся в спальню, осмотрел тумбочки и туалетный столик. Там я обнаружил стопку журналов «Пентхаус», несколько каталогов и лампу в форме шара, на поверхности которой при прикосновении возникали различные узоры. В тумбочке я наткнулся на пять пахнущих лавандой записочек с признаниями в любви от какой-то Дженнифер и полдюжины фотографий Эдди с разными женщинами в разных местах, а еще две открытки от стюардессы по имени Кики с приглашением встретиться, когда она вернется в город. И нигде даже намека на существование Мими. Ни фотографий, ни записочек, никаких свидетельств ее присутствия в его жизни, ничего о доме в Вествуде с их будущими детьми.
«Я с людьми, которые меня любят». — «Конечно, конечно, девочка».
И никакого ключа к разгадке, где Эдди Танг и с ним ли Мими Уоррен. И если нет, то что с ней сталось.
Я все поставил на прежние места и вернулся в гостиную. Пайк ждал меня у двери.
— Раньше в кладовке стоял чемодан. Теперь его нет, — сообщил Пайк.
Я рассказал ему о том, чего мне не удалось найти в ванной комнате.
— Если Эдди просто вышел, он обязательно вернется. Мы можем подождать.
Пайк посмотрел на награды. Похоже, с них регулярно смахивали пыль и начищали до блеска.
— Почему бы и нет, — ответил он.
Мы вышли и переставили джип подальше от дома Эдди, рядом со строящимся кондоминиумом. Мы решили, что будем сменять друг друга каждые шесть часов. Я вызвался дежурить первым. Пайк согласился и, не сказав ни слова, ушел.
Я сидел в джипе и ждал. Через два часа знакомый полицейский седан без опознавательных знаков остановился возле пожарного гидранта. Из машины вышел коп в коричневом костюме и заглянул в гараж. Потом вернулся к машине и укатил. Из дома, где жил Эдди, входили и выходили люди, по улице проезжали машины, мимо прошла женщина с маленькой собачкой, небо стало потихоньку темнеть, и вот наступила ночь. В воздухе появилась приятная ночная прохлада, ветерок шевелил верхушки пальм, и их шепот напомнил мне забытые старые песни. Если я смогу ждать достаточно долго, Эдди обязательно вернется. А когда появится Эдди, я смогу найти Мими. Ожидание — не слишком приятное, но иногда необходимое занятие. Ожидание — это как пассивная охота.
В десять минут первого в джип сел Джо Пайк с коричневым бумажным пакетом в руках.
— Я вернулся. Можешь сделать перерыв.
— Лучше еще немного посижу, — ответил я, покачав головой.
Он кивнул и вытащил два сэндвича. Один протянул мне, другой оставил себе. Я не стал открывать сэндвич. Есть что-то не хотелось.
Пайк достал из сумки перевод «Хагакурэ». Представляете? Он сидел и читал в темноте, и мы не проронили ни слова. Поздно ночью я все же задремал, и мне приснилось, что я обедаю с Мими Уоррен. Мы сидим за центральным столиком в большой задней комнате ресторана «Муссо и Фрэнк», и, кроме нас, тут больше никого нет. Белоснежные скатерти, сверкающие приборы, мы разговариваем, едим и выпиваем. Я не слышал, о чем мы говорили. Этот сон повторялся всякий раз, как я засыпал, в течение трех следующих дней, пока мы с Пайком ждали Эдди Танга. И каждый раз мне так и не удавалось услышать, о чем мы говорили. Может быть, слова здесь были не важны. Может быть, важно было то, что мы вместе.
На четвертый день Эдди Танг вернулся домой.
33
Утром, без двадцати десять, металлическая дверь гаража поднялась, и «альфа» Эдди въехала внутрь. Автомобиль был весь в пыли, передние колеса заляпаны грязью. Эдди проделал большое расстояние.
— Сейчас или потом? — спросил Пайк.
— Давай посмотрим, как будут разворачиваться события.
Мы сидели и ждали.
Через полтора часа длинный белый лимузин медленно свернул с бульвара Олимпик и остановился возле дома Эдди. За рулем сидел карлик с тупым взглядом, который сопровождал Торобуни в клубе «У мистера Мото».
— Уже лучше, — сказал я.
Карлик выбрался из лимузина, с важным видом подошел к стеклянной двери и позвонил в квартиру Эдди. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до интеркома, а потом он торжественно прошествовал к лимузину и облокотился на дверцу. Его макушка не доставала до верха машины.
Через три минуты вышел Эдди в легких голубых слаксах, желтой рубашке с белым воротником, розовом галстуке и синем пиджаке. Класс. Может, Эдди начал брать уроки у яппи? Карлик сел за руль, Эдди устроился сзади, лимузин выехал на бульвар Олимпик, и мы последовали за ним. Мы двигались на запад к автостраде Сан-Диего, где свернули на юг. Лимузин медленно двигался по правой полосе. Время ланча еще не наступило, машин было немного, и мы без труда сели им на хвост, не опасаясь, что нас заметят. Мы покатили на юг мимо мормонской церкви, пересекли Санта-Монику и свернули на бульвар Сенчери в сторону Международного аэропорта Лос-Анджелеса.
— Если он сядет в самолет, у нас будут проблемы.
— Нет, — покачал головой Пайк. — Мы просто собьем самолет.
Я посмотрел на Пайка. С ним никогда ничего не знаешь наверняка.
Пропустив перед собой две машины, мы следовали за лимузином по бульвару Сенчери, мимо отелей к комплексу аэропорта. Международный аэропорт Лос-Анджелеса расположен на двух уровнях, на нижний самолеты прилетают, а с верхнего улетают. Лимузин Эдди не стал подниматься на верхний уровень. Мне показалось, что на лице Пайка появилось легкое разочарование. Похоже, полетов сегодня не предвидится.
Лимузин проехал по огромной U-образной развязке к терминалу имени Тома Брэдли, где встречают международные рейсы, и припарковался. Эдди вышел из машины и скрылся в здании аэропорта. Вскоре он вернулся с тремя японцами и носильщиком, толкавшим тележку с чемоданами. Двоим мужчинам было под шестьдесят, седина в темных волосах, властные лица, крепко сжатые рты, третьему — слегка за тридцать. Он был выше других — ростом с Эдди, — с жестким костистым лицом и широкими плечами. Коротко стриженный, если не считать пряди на затылке, заплетенной в длинную косичку.
«Так-так-так».
— На что поспорим, что эти джентльмены заправляют якудза в Японии? — спросил я.
— Визит представителей головного офиса?
— Точно.
— «Хагакурэ», — сказал Пайк.
— Эдди отдал книгу Торобуни, а тот передаст им. И все получат повышение, — откликнулся я.