— А ты уверена, что он мёртв?
— Он не терминатор, к сожалению…
— Мне очень жаль…
— Проехали… Ему мы уже ничем помочь не сможем.
В этот момент я понял, как сильно Падре был дорог Америке. Снова вижу её глаза на мокром месте. И мне её очень жаль. Он же был ей не просто друг. Он был её миром. Мы докурили и выкинули бычки в окно. Свежий воздух проник за это время в купе и дышать стало намного легче.
— Я знаю, какого это — терять родных людей. Когда я был совсем маленьким, у меня разбились родители на самолёте. Возвращались из Тайланда. Они хотели и меня тоже взять, но из-за болезни я не смог полететь с ними. Я их даже не помню.
— Мои родители сгорели у нас в доме, в то время, когда я была в больнице. По сути, мы с тобой обманули смерть, — улыбнувшись сказала Америка.
— Только вот во второй раз я, наверное, её не обману. Она скоро придёт за мной.
— Не известно за кем смерть придёт вперёд. За тобой или за мной, а может быть за Сухарём или Засранецем. Никто не застрахован от встречи с косатой, — подмигнув, сказала Америка.
Слышу за дверью смех и громкие шаги. Понятно, что идут наши. Прямо как проводница сказала: «тихо сидите и не шумите». Парни приближаются.
— Трааахаетесь? — входя в купе, сказал Засранец. За ним неуклюжей походкой проследовал Сухарь.
— Иди в жопу, Зац, — ответила Америка и полезла обратно на второй ярус. Парни расселись по своим местам.
— Да я ж в шутку, не ну я даже за вас рад был бы, от души… Ладно, у меня вон Сухарь есть. Иди ко мне моя мулипусечка, — проревел Засранец.
— Иди в жопу, — ответил Сухарь и слегка засмущался.
— Ой какие вы все нервные. Тихонь, о чём задумался?
— Да вот думаю по шее тебе дать, — с улыбкой ответил я.
— А ну давай иди сюда, сучёнок, я тебе сейчас покажу такую ярость, — сказал Засранец, скорчив лицо.
— Если ты про свой член, то я бы это назвала «лёгкий испуг» — возразила Америка. Купе залилось смехом.
— Я же сказала, ТИШЕ! — крикнула Америка. Теперь все замолчали. В вагоне отключили свет. Пора ложиться спать. Я полез на второй ярус, расположенный напротив кровати Америки. Под Засранцем, как бы пошло это не звучало. В мою выпившую голову потоком хлынули мысли. А не хотят ли эти чуваки меня подставить? Вот возьмут, сделают что-нибудь и скинут всё на меня. Я не хочу остаток дней своих провести тюрьме… Вдруг они вообще меня везут, чтобы грохнуть? Я ведь много чего знаю про них лишнего. Вот бы это было неправдой. Ладно, будь что будет. Я засыпаю.
ДЕНЬ 4
Да, голова, я тебя слышу. Пора вставать, да я знаю! Желудок, хорош тебе, норм же вчера отдохнули! В общем мне опять хреново. Нужно попить. Я одеваюсь и слезаю со второго яруса. Время 08:34. Сухарь и Америка ещё спят, а Засранец ест колбасу.
— Доброго утречка, Тихонь, — сказал он, увидев, что я спустился.
— Доброго.
Беру с собой мобилу и иду умываться. Как хорошо, что у нас первое купе в вагоне и идти далеко не надо, а то бы я просто не дошёл. Возле туалета (он же и ванная) уже построена живая очередь. Все смотрят на меня, как на приведение. Рано, народ. Хотя, я уже догадался о причине этих взглядов в мою сторону. Парни вчера дико шумели…
Очередь потихоньку начала рассасываться. Я захожу в туалет-ванную. Как же тут шумно… Включаю диктофон:
Салам всем. С вами я — Илья Раскольников, по совместительству Тихоня. Прозвище Бритый мне нравилось больше, но что теперь… В общем я веду аудио дневник уже четвёртое утро, а это значит, что в течении 47 дней меня не станет… Всё так же болен и всё так же не хочу умирать. Может и через 57 или 37, я не знаю… Почему начал вести отсчёт именно пятидесяти дней? А хрен его знает, в одной книжке прочитал, как девушка хотела через 50 дней покончить жизнь самоубийством, вот только моя смерть от меня не зависит, но я всё равно взял за основу 50 дней. Конкретной причины я сам не знаю… В общем за эти четыре дня я успел наломать дров. Вчера я вместе с Сухарём, Америкой и Засранцем навсегда покидаю Пензу. Мы в розыске, а лично меня разыскивают не только бандиты, но и менты. За этот день мы с Засранцем всё же поладили, не знаю, как на долго. Ну что, посмотрим, что будет дальше. Я всё ещё жив. Илья Раскольников…