— Добегались, ушлёпки, — огрызнулся он. Всё потеряно… Я заранее умер для самого себя.
Спустя 24 часа.
Сижу в кабинете следователя Сергея Павловича Бухарова. Когда услышал фамилию, еле сдержал смех. За окном метель. Мы находимся в Ростове на Дону. Из окна полицейского УАЗа успел немного рассмотреть этот мокрый и до жути грязный город. Не знаю куда увели ребят, но я остался один. Америка плакала. Больно было видеть её слёзы. Меня напрягает моё спокойствие… Я всё жду чудесного спасения, но его не будет. Толстый лысый следователь заполняет какие-то бумаги. От него пахнет перегаром, а если обратить внимание на его лицо, то можно сделать вывод — вчера бухал, как конь.
Я сейчас сам с удовольствием осушил бы бутылку виски. Боже, неужели действительно всё кончено?
— Итак, Илья, знаешь почему ты здесь? — спросил следователь. Я молчу. Плюнуть бы ему в лицо. Не знаю почему, но дико хочу это сделать. Меня снова тошнит. В голове бардак.
— В молчанку со мной играем? Зря… — продолжил он.
— Ты хоть в курсе, что твоя бабушка скончалась около недели назад? — спрашивает следователь. КАК? ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ.
— Что вы несёте? — взволнованно спрашиваю я.
— Прошу, молодой человек, следите за базаром, пожалуйста, — огрызнулся он.
Получается, что она даже ни о чём не узнала… Она звонила мне в последний раз, а я не взял трубку… Я не верю, он лжёт! А вдруг нет? На мои глаза наворачиваются слёзы. Она растила меня с пелёнок почти. Была мне матерью и отцом. Как я мог забыть о ней? Какой же я урод. Ненавижу себя. Ладони плавно сжимаются в кулак. Вот почему меня искали органы опеки… Теперь я один. По настоящему один…
— Сейчас приедут из органов опеки и начнём допрос, — продолжил Бухаров. Всё-таки я сделаю это. Я плюю следователю в лицо. Получи, урод.
Он молча вытирает мой плевок с лица, затем медленно встаёт с кресла и подходит ко мне. Вижу его злобное лицо. Ну что ты мне сделаешь, сука? Я получаю удар в висок и падаю со стула. Вокруг всё кружится. Я засыпаю…
Стук железной двери. Я лежу на холодном полу. Слышу, как капает вода из труб, которые протягиваются, от стены со входной дверью, к маленькому окошку, околоченному решёткой. Открываю глаза. Сильно болит голова. Кто-то приближается ко мне. Хех, вот мусара… Использовали заезженный трюк с подселением подозреваемого в камеру к уголовнику. Я встаю с пола. Передо мной стоит накаченный и огромный парень лет двадцати семи. На лице многочисленные шрамы и порезы. Он смотрит на меня и улыбается. Что ты лыбишься, гнида? Хочу домой, хоть дома у меня сейчас и нет… Мне даже некуда хотеть. Я смотрю ему в глаза. После минутного молчания он сказал наглым и грубым голосом:
— Куртец снимай. Моим будет.
— Ага, прям сейчас так и сделаю, — сарказмом ответил я.
— Бессмертный значит? — Пока нет, но в погоне.
Заключённый приближается ко мне. Нужно что-то сделать, ибо второй удар по голове вряд ли будет полезен. Я отклоняю спину назад, и с размаху ударяю громилу по челюсти. Виски пульсируют и болят. Я растеряно жду продолжения. Парень плюнул кровь из губы, затем усмехнулся. По моему корпусу ударила накаченная нога. Я вновь падаю. Слёзы накатываются на глаза. ПОЧЕМУ Я ТАКОЙ НЕУДАЧНИК? Я потерял всё: семью, друзей и самое главное — свободу. В камеру залетают двое людей в форме и за руки уводят меня обратно в кабинет. Следователь сидит в своём кресле и смотрит на меня. В кабинете ещё двое людей. Оба взрослые мужчины в серьёзных строгих костюмах. У одного из них в руках папка в кожаном планшете. Мне уже не страшно. Я молча наблюдаю за ними. Что мне терять?
— Раскольников Илья Алексеевич, мы пришли к выводу, что вы не отдаёте себе отчёт в своих дейтвиях и вы будете направленны в лечебно-психологический диспансер для несовершеннолетних. К суду вас не допустят… — сказал мне один из мужчин. Тот, что с папкой в руках. Следователь лишь усмехнулся. В психушку значит, да? В каком это законе написано? А в прочем, уже не важно… Пофигу, что будет со мной…
Спустя 48 часов