— Придёт время, сам всё поймёшь. Веди свой дневник. Я буду присылать тебе письма, — снизив тон, ответил он.
Я промолчал. Нащупываю в кармане таблетку обезболивающего. Достав одну, проглатываю. Большая белая оболочка проваливается по моему пищеводу. Желудок начал поскуливать.
— Для каждого из нас свой котёл в аду, — сказал Падре. Вот опять. К чему это? Любит человек говорить загадками.
— Скоро вернусь. Будь тут, — предупредил Отец. Я кивнул головой, а он поднялся и ушёл куда-то. Около меня отирался один из душевнобольных. Кудрявый очкастый псих стоял в рубашке и трусах, уставившись на меня.
— Что смотришь? — огрызнулся я. Он не отреагировал. Что ему надо? Затем кудрявый уставился в окно, за которым уже стемнело и только лунный свет освещал небольшую комнату психиатрической лечебницы для несовершеннолетних душевнобольных. Остальные психи уже спали, что странно. Падре говорил, что ночью они агрессивны.
— Нас было пятеро… — сказал он.
— Чего? Э, алё гараж, — ответил я. Боже, неужели мне интересно что он хочет сказать? Если пытается напугать, то я больше не боюсь, утырки!
— …пятеро нас было. А других восемь. Хулиганы они. Ждали боли, а я её организатор… Организовал боль всем… — говорил кудрявый, приближаясь ко мне. В его глазах я увидел целый океан ненависти ко всему окружающему. Ощущение, что он сейчас что-нибудь сотворит. Мне не страшно, просто как-то стрёмно… Он всё смотрит прямо мне в глаза, но возникает ощущение, будто взгляд пронзает меня на сквозь. -… все наказаны. Все… Они приходят. Приходят и снова смеются надо мной. Я убил, а они приходят и всё скалятся и издеваются. Не хочу… — продолжил он. В этот момент в комнату заходит Падре и, увидев эту картину, кричит:
— Беги!!!
Я вскакиваю с кровати и бегу к Падре. Чувствую, как чья-то рука хватает меня за шиворот и отбрасывает. На вид этот очкарик хилый, откуда такая сила?! Не знаю сколько я пролетел, но боли не почувствовал. Vikodin сделал своё дело. Я поднимаюсь и вижу, как очкарик берёт табурет и направляется ко мне. Сзади подбегает Падре бьёт психа по голове. В комнате все проснулись. Умалишённые начали кричать и бегать по комнате. Я понял, что самое время убегать. Падре махнул мне рукой и мы побежали. Стая сумасшедших дерутся между собой, а некоторые бегут за нами. Мы бежим с Падре по коридору. Из-за темноты я спотыкаюсь об разный мусор, но бегу. Дыхание сбивается. Очень тяжело бежать. Чёрт… Снова мухи летят перед глазами. Я чувствую слабость в ногах. Ещё немного и я рухну на пол. Моё тело не слушается меня и судорожно трясётся. Я на полу…
Резкий и неприятный запах пробудил меня. Я в какой-то маленькой комнате, освещённой настольным фонарём. Помещение напоминает комнату хрущёвки. Телевизор, холодильник, ковёр и стол размещены по всей территории. Около меня стоит Падре с ватой в руках. На бритом черепе его свежая рана…
Неподалёку сидит Татьяна и смотрит в окно.
— Ты в норме? — спрашивает Падре.
— Да, сойдёт. А что это было?
— Тот чувак, который напал на тебя, он замочил пятерых подростков, за то, что они обозвали его ботаником. Он их убивал по одному. Так уродовал тела, что близкие долго не могли опознать своих детей… Сейчас его ищут санитары. Он, так скажем, в больничном розыске. Там, где появляется этот псих, всегда убийства и драки. Вот почему санитары не ходят по лечебнице ночью. На охоту вышел Басурман. Так они его называют.
— Я даже и представить не мог…
— Знаю, знаю, — перебил меня Падре. Он протянул мне руку и я встал с пола.
— Еле донёс тебя, ты тяжёлый, — улыбнулся он.
— Это я ещё похудел, — ответил я. В это время к нам подъезжает Татьяна.
— У нас, в колонии для несовершеннолетних, не такое творилось. После последней «оргии» я прикована к коляске, надеюсь, что не на долго…
— Не зря я забрал тебя оттуда, если бы ты нам дверь не открыла, то мы бы с Илюхой сейчас стали очередной жертвой малолетних убийц. Татьяна промолчала.
— Самое время тебе набить такие же тату, как и у меня… Готов стать Падре?
— Да готов, — сказал я.
Татьяна в это время подключала машинку к усилителю, а затем и к розетке. Проверив работоспособность машинки, она взглядом показала мне, что надо сесть на стул спиной к ней. Я сел и снял грязную футболку. По телу пробежала знакомая лёгкая дрожь. Падре принёс краски с несколькими баночками антисептика. Татьяна начала рисовать у меня на спине одну из тату. Ту самую надпись — «Padre». Накидав штрихи, девушка взялась за инструмент. Шум мотора профессиональной тату машинки заревел на всю небольшую комнатку. Игла мгновенно пробивала верхний слой моей кожи. Иногда возникала боль, но из-за действия обезболивающего я почти ничего не чувствую. Падре время от времени протирает «забитое» место ватным тампоном, смоченным в антисептике, затем выкидывает окровавленную ватку. Да, с меня много крови текло, когда мне набивали «Розу ветров». Кожа слишком плотная. Смотрю на голый торс Падре, и понимаю, что всю ночь меня будут «колоть». У него очень много разных тату, вплоть до кистей рук. Хорошо, что мне не будут набивать маску на лицо… Или будут? Чёрт…