Выбрать главу

  Спустя несколько минут мы выходим из зоны турбулентности, и самолет перестает трясти. Как раз тогда, когда мне удалось справиться со своей паникой и привыкнуть к этой тряске! Таня тоже успокоилась и уснула у меня на плече. Стюардессы разносят пледы пассажирам, так как в самолёте стало довольно прохладно. Хорошо, что я накрыл Таню своей кожаной курткой, в которую она поместилась чуть ли не целиком. Девушка лежит у меня на плече и тихо посапывает. Она выглядит сейчас такой беззащитной и милой, что мне хочется,чтобы эти минуты никогда не кончались. На душе как-то спокойно и хорошо, даже несмотря на то, что я уже давно перестал чувствовать свою затекшую руку и дико замерз. Пассажиры занимаются своими делами: кто-то читает, кто-то спит, кто-то слушает музыку. Заца уже не слышно, значит, он тоже заснул. Его не слышно только в двух случаях: когда он спит и когда мёртв. Причём, спит Засранец очень крепко, и разбудить его невозможно даже пушечным выстрелом.

  Мне приятно оттого, что Таня спит в моих объятиях. Похоже, я даже начинаю в неё влюбляться... Так нельзя! Было бы слишком эгоистично сейчас начинать отношения, учитывая то, что я при смерти. Любить-это здорово, но не в моей ситуации. Как там сказал Блок? "Только влюбленный имеет право на звание человека". Тогда пусть я буду лишён этого права. Не хочу причинять боль...
  Слышу, как к моему сидению подходит Засранец, находу ругаясь с другими пассажирами. В руках он несет бутылку виски! Как он смог пронести её в салон? Мы же сдали багаж! У меня остались только самые пошлые предположения.

- Пойдём выпьем, - подходя ко мне шепчет Зац.

- Я не могу, - показывая на руку, отвечаю я. Засранец корчит недовольную гримасу и пытается придумать решение проблемы, но оно появляется само собой.

- Я с вами, - не открывая глаза, шепчет Таня.

- Ну вот и ништяк, - радуется Зац.
За иллюминатором уже темно. На улице ночь. Смутно вижу маленькие огоньки где-то далеко внизу, но облака мешают разглядеть находящееся под нами пространство. Сейчас самолёт летит ровно, но на долго ли? Я поднимаюсь с места и помогаю Тане подняться. Мы осторожно шагаем в конец салона самолёта, придерживая Таню под руки.

- Ам и Сухарь отказались пить. Боятся, что их вырвет. Америка зелёная вся сидит. Хе-хе-хе, - усмехается  Зац.

 - Ну, зато нам больше достанется, - улыбаюсь я.

- Блин, как бы меня тоже не вырвало, - обеспокоенно отвечает Таня. 

  Мы двигаемся к туалету, который находится в самом хвосте самолёта. Таня уже неплохо держится на ногах, правда, не без моей помощи. Засранец, покачиваясь, открывает дверь и мы проходим в небольшую комнатку. В детстве мне всегда было интересно узнать: куда деваются отходы из "воздушного" туалета? Да что там говорить - мне и сейчас это интересно. Я сажаю Таню на унитаз, как бы смешно это не звучало. Просто она потратила много сил,чтобы дойти до пункта назначения. Как только в моей голове всплывает словосочетание "пункт назначения", перед глазами вновь появляются кадры из этого кино. Нельзя на борту пассажирского самолёта вспоминать о таких фильмах!

  Зац делает глоток прямо из горла бутылки и, скукожившись, словно кое-что у слона, передаёт мне алкоголь. Я резко выдыхаю и делаю несколько глотков жгучей противной жидкости, затем передаю алко-эстафету следующему участнику соревнований по литрболу. 
  Виски обжигает мои внутренности и мешает вдохнуть полной грудью. Жаль, что Зац не позаботился о закуске. 

- Ну что, ребят, готовы к новой жизни? 

- Готовы, Зац. Только для меня она будет короткой, - отвечаю я, свпомнив о своей болезни.

- Да ладно,братан, скажу тебе одно: забей. Если к смертельному заболеванию относиться, как к царапине, то оно и станет всего лишь царапиной. Тут сработает этот... Как его там..Эффект плацебо, во. 

- Да не верю я в это. Прям кожей чувствую, как костлявая уже протягивает руки к моей шее.

  Зац достаёт пачку сигарет и, облокотившись на умывальник, закуривает. Я следую его примеру. Таня всё ещё пытается "отойти" от жгучей смеси. Так смешно смотреть, как она ,скорчив лицо, сидит на унитазе. Засранец открывает рот в попытке что-то сказать, но я его перебиваю: