Маршалл пришел вечером домой и застал бледную Элизабет в постели с повязкой на глазах.
— Что случилось, Элизабет? — Он сел возле нее на кровать.
— Я заболела, — заявила она, отвернувшись. — И только ты в этом виноват.
— Что такое? — переспросил он, нежно гладя ее по длинным распущенным волосам. Он хотел поцеловать ее, но она резко оттолкнула его.
— Маршалл, клянусь, я умру. И это все ты!
— В чем я виноват, наконец? — Он уже не скрывал раздражения.
— Я была сегодня у доктора Фримонта.
— Ты действительно заболела? — встревожился Маршалл.
— Ты, наверное, обрадуешься…
— Ты считаешь меня таким жестоким? — перебил он. — Вряд ли я почувствую себя счастливым, если ты заболела. Ты моя жена, ты все для меня.
— И так будет продолжаться вечно?
Ее угнетала мысль, что теперь он станет любить не только ее, но и этого орущего младенца.
— Я беременна, — заявила она решительно. — Доктор Фримонт сказал, что ребенок родится в июле.
Элизабет увидела изумление на лице Маршалла. Он любил детей, и сообщение о его собственном будущем ребенке привело его в неописуемый восторг.
— Ты права, это действительно здорово. — И он начал осыпать ее поцелуями.
Наблюдая за выражением его лица, Элизабет вдруг поняла, что ребенок, который находится в ней, прямая угроза вновь обретенному счастью и что от него нужно избавиться. Она не слушала Маршалла, а он, перескакивая с одного на другое, вдруг сказал, что они поедут к родителям сегодня вечером и поделятся с ними хорошими новостями. Она даже не слышала, как Маршалл заказал экипаж.
— Ты уже готова? — спросил он. — Если мы выедем тотчас же, то успеем в Сидархилл к ужину.
— Я сейчас, — ответила Элизабет ласково, вставая с кровати.
Она и виду не подаст, будто что-то задумала, но при первой же возможности избавится от этого бремени, и тогда они снова будут счастливы — в этом она не сомневалась.
Маршалл объяснял ее плохое настроение не чем иным, как беременностью. Мысль о том, что Элизабет не хочет ребенка, даже не приходила ему в голову. Элизабет — очаровательная женщина, а материнство еще больше украсит ее.
Тем временем она тщательно продумывала, как бы сделать все таким образом, чтобы потеря ребенка выглядела случайностью. Она слишком хорошо помнила ужасные небылицы, которые внушила ей бабушка. Слухи об их отношениях с Патриком тянулись за ней еще несколько месяцев. Во что бы то ни стало надо избавиться от ребенка и продолжать жить как ей хочется.
Прошел месяц, и наконец представился удобный случай. Маршалл отправился в Сент-Чарлз по делам с ночевкой. Элизабет послала горничную Мэри к аптекарю за зельем. Потом закрылась в спальне и проглотила двойную дозу, рассчитав, что по срокам именно такое количество необходимо выпить. Уверенная, что к утру все ее проблемы решатся, она забралась в постель.
Утром ей стало очень плохо, все тело сводило судорогой. Мэри послала за доктором, но, видимо, было уже слишком поздно. У Элизабет открылось сильное кровотечение.
Мэри, встретившая на пристани Маршалла, вся в истерике, рассказала о случившемся. Сломя голову они помчались домой и увидели бледную Элизабет, которая спокойно лежала на кровати, а доктор Фримонт суетился возле нее. Доктор отозвал Маршалла в холл и закрыл за собой дверь.
— Что случилось? — Маршалл нахмурил брови. — Несчастный случай?
— Это не случайность, мистер Уэстлейк. Ваша жена намеренно спровоцировала выкидыш, выпив вот это. — Он поднес пузырек к глазам Маршалла.
— О Боже! Но почему? Она была так счастлива…
— Она все утро в забытьи. Я ничего не мог понять из того, что она говорила.
— Она поправится?
— Не знаю… кровотечение… оно уменьшилось, но недостаточно. Я обязательно приеду позднее.
— Я должен увидеть ее!
— Хорошо, но ей ни в коем случае нельзя волноваться.
Они вошли осторожно, на цыпочках. Элизабет не спала и узнала их. Маршалл присел на краешек кровати, взял ее руку. Она была холодной и безжизненной.
— Элизабет, — позвал он хриплым шепотом.
Она помолчала немного, а затем, усмехнувшись, сказала:
— Ты пришел все-таки!
— Я только что приехал. Мэри встретила меня у причала.
— Ты во всем виноват.
— Элизабет, не надо…
— Не надо! — собрав последние силы, закричала она в безрассудном порыве гнева. — Ты думаешь, мне хочется умирать?
— Тогда почему? Зачем ты так поступила с собой? С нами? — В его глазах застыли слезы. — Я люблю тебя.
— Ты думал только о ребенке. Я была тебе больше не нужна. А я хотела, чтобы ты был счастлив только со мной одной. Ты останешься… — Ее голос стал слабее и тише, и Маршалл услышал, как доктор выругался. Он стоял в ногах, лихорадочно пытаясь остановить кровотечение.
— Останусь? Что ты имеешь в виду?
— Они бросили меня, все… — захныкала она.
— Кто бросил? — вопрошал он, чувствуя, как она ускользает, и жалея, что заставил ее сердиться. — Кто? Элизабет, ответь мне!
Она смотрела прямо, ничего не видя перед собой.
— Если б ты знал! Мне всегда нужен был только ты. А тебе… тебе нужны были все.
— Нет, — застонал он, склонившись над ней. Он пытался найти хотя бы намек на прощение в ее глазах. — Мне никто не нужен, кроме тебя. Мне всегда нужна была только ты.
— Неправда. Ты бы тоже бросил меня. Так же как и все они, — прошептала она.
— Я…
Ее глаза закрылись, и голова упала на подушку.
— Элизабет, — произнес Маршалл едва слышно, а потом закричал: — Элизабет! Элизабет! Доктор Фримонт!
— Мне очень жаль, мистер Уэстлейк. Кровотечение… его нельзя было остановить. — Доктор Фримонт стоял, не в силах что-либо еще сказать молодому человеку, который держал в руках хрупкое тело жены.
Глава 1
Осенью 1856 года огромный белый пароход «Элизабет Энн» — гордость Уэстлейкского пароходства, вспенивая воды Миссисипи, направлялся из Нового Орлеана в Сент-Луис.
На палубе этого судна сидела Рени Фонтейн. Она склонилась над вышивкой, пальцы ее быстро выводили стежок за стежком. Но мысли были далеки от этого занятия. Они возвращали в прошлогоднюю весну, когда деревья стояли в цвету и на полях появилась молодая зелень. Рени сидела с отцом на берегу реки, которая несла свои воды в Гольф. Рени проводила здесь многие часы, читая или просто размышляя. Но этот день она запомнит навсегда. Отец сказал, что в июне в Лемане состоится ее первый бал. Долгожданный бал! От избытка чувств Рени обняла отца.
Внезапно плавный ход воспоминаний прервала миссис Биглоу.
— С тобой все в порядке, Рени?
— Что? — Рени вопросительно посмотрела на седовласую женщину, сидящую напротив.
— Дорогая, ты такая бледная. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да, — произнесла Рени отстранение, пытаясь возвратиться в сегодняшний день. — Если вы не возражаете, я вернусь в каюту и приведу себя в порядок к ужину.
— Разумеется. Я попрошу майора зайти за тобой позднее.
По просьбе близкого друга отца, Элана Шено, майор Честер Биглоу и его жена миссис Биглоу сопровождали Рени, которая направлялась в Сент-Ауис к тетушке.
Им было по пути. Майор получил назначение в казармы Джефферсона, к югу от города. У четы Биглоу не было детей, и Фрида поначалу не решалась взять на себя такую ответственность. Но, познакомившись с молоденькой девушкой, стала с нетерпением ждать этой поездки. Рени поразила миссис Биглоу зрелостью ума, свойством, которое было бы трудно предположить в столь юной особе. И Фрида, вдруг обнаружив в себе доселе скрытый материнский инстинкт, с той минуты, как они покинули Новый Орлеан три дня назад, окружила Рени вниманием и заботой.