Ее лицо побагровело, но Элиот притворился, что не замечает этого.
— Насколько тебе известно, — продолжал он, — я постоянно у всех на виду. Люди наблюдают за мной и за моей девушкой. Ты не должна так много внимания уделять любовным сценам. Можно ведь просто намекнуть, описать их несколькими словами. Ну, фразами. Подумай о том, что я тебе сказал.
После этого памятного разговора Кэтрин стала замечать некоторые мелочи — то Элиот отдергивал ее руку, когда она принималась грызть ноготь, то поправлял ее волосы, если она убирала их за уши. Когда они встречались, он внимательно оглядывал ее с головы до ног, словно желая убедиться в том, что у его спутницы пристойный вид. Правда, это были сущие пустяки, но вскоре из-за них Кэтрин стала чувствовать себя примерно так же, как в Уинслоу-хаусе.
Она пыталась убедить себя, что преувеличивает.
Но несмотря на все усилия сосредоточиться на положительных качествах Элиота, Кэтрин по-прежнему не оставляло чувство, как что-то темное все глубже проникает в их отношения. И похоже, ее ночные кошмары были тому подтверждением.
На следующей неделе Кэтрин убедилась в своей правоте. Кошмары о клоуне снились ей две ночи подряд — несомненно, они были следствием ее ссоры с Элиотом. Ночью, когда они отдыхали после близости, Рейнолдс приподнялся и посмотрел на нее.
— Как дела с книгой? — спросил он.
— Я уже почти дописала ее, — со вздохом ответила Кэтрин. — Впрочем, я это то и дело говорю, но времени у меня в обрез.
Элиот осторожно убрал прядь волос с ее щеки.
— Ты подумала о моих словах?
— Не пойму, о чем ты.
— Видишь ли, — льстивым голосом заговорил он, — эти любовные сцены в твоей книге… Ты не хочешь сделать их… менее откровенными?
— Да. Я обдумала твои слова.
На лице Рейнолдса мелькнула одна из его дежурных улыбок.
— Хорошо. — Быстро поцеловав ее в лоб, Элиот встал с кровати и потянулся за своей одеждой.
Кэтрин перевернулась на живот.
— Не буду обнадеживать тебя, Элиот. Я решила ничего не менять.
Рейнолдс замер, сунув одну ногу в трусы.
— Да… А почему ты так решила?
Вздохнув, Кэтрин бросилась на защиту своих интересов.
— Я перечитала любовные сцены и постаралась объективно оценить их. Да, там много страсти. Но грязи в них нет.
— Боюсь, мнение моих избирателей будет отличаться от твоего.
Кэтрин села в постели, прикрыв грудь простыней.
— Я не могу писать для того, чтобы угодить твоим избирателям, Элиот. Я…
— Отлично! — рявкнул Рейнолдс. Быстро натянув на себя остальную одежду, он большими шагами подошел к двери и бросил на Кэтрин возмущенный взгляд. — Я хочу занять пост сенатора штата, дорогая. А в один прекрасный день надеюсь оказаться и в Вашингтоне. Мне нравится представлять тебя рядом, но только в том случае, если ты не станешь недооценивать важность моей карьеры.
В ту ночь Кэтрин приснилось, что Ники была с друзьями в ресторане, как вдруг возле столика откуда ни возьмись появился клоун в смокинге. Его лица опять нельзя было увидеть, но на этот раз грим был не белого, а телесного цвета. И от этого впечатление было еще более отвратительным.
Положив рядом с тарелкой Ники орхидею, клоун поклонился и исчез под аплодисменты ничего не знавших друзей девушки. И вновь под цветком оказалась записка с теми же словами: «Ты моя». Но на сей раз Ники не осталась безучастной. Вскочив на ноги, она бросила цветок вслед удаляющемуся клоуну и что есть силы закричала: «Держись от меня подальше!»
Однако ему все же удалось оставить за собой последнее слово. Быстро обернувшись, он посмотрел на Ники своими недобрыми черными глазами и улыбнулся. Улыбка была до того мрачной и зловещей, что Ники покрылась испариной.
И снова Кэтрин сидела на диване без сна, ожидая, когда рассветет. Рано утром ей принесли дюжину белых роз. Розы были роскошными, но она предпочитала яркие цветы. «Люблю тебя», — было написано на карточке. Элиот ни разу не сказал: «Я люблю тебя, Кэтрин». Нет, он всегда бросал небрежное «Люблю тебя», что для нее звучало примерно как «Завтра встретимся». Такие вот мелочи…
Только Кэтрин собралась в клинику, как раздался телефонный звонок.
— Я прощен? — с улыбкой в голосе спросил он.
В ответ Кэтрин сказала то, чего он ждал:
— Конечно.
— Мне пришло в голову, что я делаю именно то, в чем обвиняю тебя, — недооцениваю важность твоей карьеры.
Он избрал правильную тактику. У Кэтрин словно гора с плеч свалилась.
— Во всяком случае, — продолжал он, — подумав обо всем этом, я признался себе, что в писателях-романтиках есть определенное очарование. Может, я пытался посмотреть в зубы дареному коню…