И наконец, на верху пирамиды появился Халач- Виник в сопровождении жрецов. Он был в том же головном уборе из драгоценных перьев. На плечах была красная накидка, в правой руке жезл, украшенный хвостами гремучих змей.
Халач-Виник поднял жезл, и музыканты, которые уже давно ждали знака правителя Чичен-Ицы, ударили в барабаны. Заиграли трубы, сделанные из больших морских раковин, засвистели свистульки, затрещали трещотки. «Собирайтесь! Будет говорить Халач-Виник — Верховный правитель индейцев майя!»
С разных сторон бежали к пирамиде люди. Из хижин на окраине города, с каменоломен, со строительства храма. Все хотели знать, что скажет Халач-Виник.
А он стоял на верху пирамиды и смотрел на свой город, где все ему подвластно. Одно его слово — и будут уничтожены эти дворцы и храмы, одно его слово— и будут построены новые... Он властитель великого города!
Взгляд правителя упал на Храм воинов. Тысячи колонн подпирали его крышу. Его белоснежные стены были украшены каменными узорами, вырубленными нефритовыми резцами. Особенно красив храм сейчас, когда солнце в зените. Халач-Виник повернул голову влево.
Над вершинами тропического леса видна круглая башня обсерватории, где восседают жрецы-астрономы. А там — Храм ягуаров, платформы для танцев, стадион для ритуальной игры в мяч...
Люди бегут к пирамиде — они хотят услышать, что скажет он, вождь Халач-Виник.
Халач-Виник поднял жезл, украшенный хвостами гремучих змей, и музыка смолкла. Теперь ничто не нарушало торжественной тишины города.
— Бог дождя Юм-Чак разгневался на вас, люди,— словно гром разнеслись над площадью слова Халач-Виника. — Если бог будет гневаться впредь, то все погибнет на земле: деревья, птицы, звери. Останутся только горы и небо.
Халач-Виник сделал паузу и посмотрел на людей своим ястребиным взглядом. Даже отсюда, с высоты пирамиды, он ощущал страх, которым объяты все эти. люди. В глазах у них была покорность и мольба к нему, Верховному правителю:
— Укажи нам, что делать! Укажи! — кричали люди.
— Чтобы бог Юм-Чак был милостив к вам, люди,— громко крикнул Халач-Виник, — вы должны отдать богу самую красивую девушку!..
Радостный крик разнесся над площадью. «Значит, бог согласился принять от нас девушку. Значит, он смилуется и пошлет на землю дождь!».
Ударили барабаны, заиграли трубы, засвистели свистульки, затрещали трещотки. Казалось, земля гудела от этой радостной музыки. Индейцы плясали. Они спорили. Каждый хотел отдать свою дочь. Но нужно, чтобы это была самая красивая девушка.
Из толпы вышел индеец Холон. Кто не знает в Чичен-Ице высокого и сильного индейца Холона! Кто может сравниться с ним в силе и выносливости! Его руки, грудь и даже щеки украшает татуировка. Его уши разрезаны в лоскуты. Кровью ушей он не раз мазал лицо каменного идола.
Холон остановился у первой ступени лестницы, которая вела на верх пирамиды.
— О, о! Великий правитель! — воскликнул Холон и упал на колени. — Люди знают, что моя дочь Сквик самая красивая девушка Чичен-Ицы.
По площади пронесся гул одобрения.
— Пусть она отправится к богу Юм-Чаку, — сказал Холон, — и вымолит у него милость для нашего народа.
К Халач-Винику наклонились жрецы и что-то шепнули ему. Халач-Виник поднял свой жезл и несколько раз ударил им о каменные плиты пирамиды.
— Богу Юм-Чаку будет отдана дочь Холона, — разнеслись над площадью громовые слова Халач- Виника.
Опять заиграла музыка. Индейцы плясали, а Верховный правитель, склонив голову на грудь, смотрел на торжество народа. Потом он вдруг резко поднял голову, повернулся и ушел в храм. Задумчиво сидел он на своей циновке из шкуры ягуара и смотрел на дымящийся копаль, который подбрасывали в каменную пасть ягуара услужливые жрецы.
Смолкли барабаны, трубы, свистульки и трещотки. Толпа расступилась, и индеец Холон пошел к своей хижине. Он не видел людей, он не видел дворцов и храмов. Перед его глазами была маленькая Сквик.
Это было совсем недавно, шестнадцать лет назад. Холон хорошо помнил этот день. Жена лежала в своем гамаке, и он привел в дом колдунью. Колдунья принесла статую богини деторождения Ишь- Чель, вырубленную из дерева. Она что-то пошептала, стоя около гамака жены, и потом положила идола на землю, под гамак.
Колдунья села на полу, поджав под себя ноги. Она постелила перед собой белый платок и бросала на него зер»а кукурузы. Она собирала их, несколько штук откладывала в сторону, потом снова бросала и пришептывала. Вскоре в хижине Холона раздался детский плач.