Подобным образом там, где финансовые и управленческие решения Адмиралтейства стали сливаться с финансовыми и управленческими решениями пока еще явственно частных фирм, в краткий срок сложились обратные связи. Государственная и частная политики стали неотъемлемым целым. Либеральные критики 1920 — 30-х гг. и историки-марксисты (или псевдомарксисты) с 1950-х пришли к заключению, что ведущим в этом смешении являлся частный элемент, а погоня за прибылью была побудительной силой. Все остальное считалось побочным и объектом манипуляций со стороны алчных умников, стремившихся обогатить как акционеров, чьи интересы они представляли, так и набить собственные карманы.
Думается, что вышеуказанное является искаженным видением человеческих мотивации и поведения. Несомненно, там, где патриотизм и выгода совпадали, отклик был куда более живым — и именно в таком свете рассматривали свою роль владельцы частных оружейных компаний. Однако человеческими действиями также руководило абстрактное понятие разрешения возникавших проблем. Область торговли оружием в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, привлекла непропорционально большое количество новаторов-изобретателей только лишь потому, что именно промышленные опытные работы были тогда сферой наиболее смелых и настойчивых экспериментов[398]. Один-единственный новатор вызывал цепную реакцию появления себе подобных.
Более того, в среде игравших столь важную роль в этом процессе флотских офицеров господствовали концепции технической действенности, служения государству и продвижения по карьерной лестнице благодаря принятию правильных решений. Каждый, кто служил в современных вооруженных силах, может подтвердить, что стимул повышения в должности или звании является мощным средством для того, чтобы вдохновлять людей и направлять их амбиции в желаемом направлении. Разумеется, продвижение означает и экономические приобретения — однако подлинно решающим является предоставляемая высоким званием возможность выделиться и руководить другими людьми. Если соображения финансовой выгоды действительно являлись бы определяющими, то адмирал Фишер не отказался бы от высокооплачиваемой работы, предлагаемой Уитуортом в 1887 г. Подобным же образом конструктор-корабел Уильям Уайт вернулся в Адмиралтейство, хотя жалованье там было втрое меньшим, нежели в компании Армстронга, где он проработал два года.
Подогреваемый карьеризмом внутри флотской командной иерархии интерес общества в сочетании с открытым политическим давлением со стороны кабинета министров и парламента сделали больше, нежели соображения частной выгоды. Однако вопрос о том, который именно из сложного комплекса мотивов являлся определяющим в процессе принятия решений, был бы действительно неуместным с точки зрения исторической науки. Подлинно важным является то, насколько близко сходились и сочетались государственные и частные мотивации. До 1914 г. рынок и финансовые соображения не были четко подчинены политическому управлению — однако тогда политические и военные решения подобным же образом также не находились в подчиненном положении относительно стремления частных производителей добиться максимально возможных прибылей[399].
До 1914 г. в относительно слабых и недостаточно развитых в промышленном отношении странах Европы движение к принятию политических решений в критически важных областях экономической инновации было очевидным (в Японии этот процесс прошел без ошибок). Однако Великобритания и Германия с 1880-х также достаточно быстро продвигались в том же направлении. Крупные оружейные компании также далеко обгоняли другие области промышленности в политизировании принятия определявших жизнь и деятельность решений. Оружейные компании и сотрудничавшие с ними вооруженные силы, таким образом, стали основными определяющими силами двуединого процесса индустриализации войны и политизирования экономики, ставшего знаковым для XX века.
Пределы рационального конструирования и управления
Хлынувший на Королевский флот после 1884 г. поток новых технологий не только создал напряжение в сферах морали, денег и управленческой организации, но сам стал выходить из-под контроля. К началу Первой мировой войны устройства управления огнем корабельной артиллерии стали настолько сложными, что наделенные правом выбора адмиралы более не понимали, в чем, собственно, заключается различие соперничающих конструкций. Требовались слишком глубокие знания в областях математики и определяющих функционирование устройств управления огнем механических устройств — вернее, их было слишком много. Таким образом, решения принимались вконец запутавшимися и без того загруженными по службе людьми, и зачастую определялись причинами финансового, личного или политического свойства.
Секреты сталепрокатной промышленности также были крайне сложны для восприятия. Нам видится, что адмиралы так и не разобрались в химических формулах, определявших появление постоянно революционизировавших броню и пушки новых сплавов. Однако результаты испытаний последних были явными[400] и после опробования каждый мог определить лучший тип орудия или брони. Когда дело касалось устройств управления огнем, также можно было положиться на результаты их испытаний — однако и здесь оставалось значительное пространство для различных толкований относительно условий их проведения. Если корабли шли на параллельных курсах, то это было одно, а если лавировали-другое; на высоких скоростях качка судна была иной, нежели на малом ходу; волнение на море еще больше осложняло задачу. Более того, настройка орудий корабля соотносительно к способной наводить каждую пушку машине была дорогостоящим делом. Подобная процедура была делом экспертов, знавших все мельчайшие секреты устройств корабля.
Основной проблемой являлось обеспечение необходимого уровня точности для устройств управления огнем. В свою очередь, разрешение этой проблемы зависело от того, какого рода сражения намечалось проводить. Если германский флот планировал вести бой в нельсоновских традициях— на коротких расстояниях и параллельных курсах — то острой необходимости в устройствах, позволявших в сумерках накрыть корабль противника первым залпом с дистанции 20000 ярдов не было. В то же время, если подобное устройство могло быть создано, то какой флот мог чувствовать себя в безопасности без него? Когда гражданский изобретатель-одиночка А. Дж. Х. Поллен объявил о разрешении математических и механических проблем, необходимом для точного прицеливания на дальние дистанции даже в условиях движения и качки судна, Королевский флот оказался перед лицом необходимости принимать поистине судьбоносное решение. В 1906 г. Поллен представил Адмиралтейству свои чертежи и был с энтузиазмом встречен адмиралом Фишером, объявившим, что флот не остановится ни перед чем для приобретения исключительных прав. В течение месяца с Полленом был заключен контракт о выплате 100 тыс. ф. ст. и значительных процентов с каждого проданного в будущем устройства — при условии, что испытания подтвердят истинность его обещаний. Благодаря контракту изобретатель основал новую компанию по производству своего устройства. Однако вскоре череда вполне предсказуемых при создании опытного образца проблем поставила Поллена в затруднительное финансовое положение. Адмиралтейство также было стеснено в средствах и ухватилось за обещание своего технически подкованного офицера создать подобное устройство как за возможность сэкономить обещанные Поллену сто тысяч. Для доведения флотского устройства (да и то срисованного с модели Поллена) до рабочего состояния потребовалось четыре года[401]. Как бы то ни было, в 1913 г. Первый лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль мог заявить в парламенте:
398
Личность предпринимателя-изобретателя Тома Виккерса, стоявшего за подъемом одноименной компании, демонстрирует, как технология может стать конечной целью и даже самоцелью. Т. Виккерс жил одной работой — богатство, собственность и все ловушки материальных благ для него значили мало или почти ничего. См. Trebilcock, The Vickers Brothers, p. 33.
399
См. крайне «иконоборческий» подход у Peter Wiles, «War and Economic Systems», in “Science et conscience de la societe: Melanges en honneur de Raymond Aron (Paris, 1971), 2:269 — 97.
400
Даже в этой области по результатам Ютландского боя (1916 г.) британское Адмиралтейство к своему удивлению обнаружило, что при попадании под острым углом снаряды ведут себя иначе, нежели при контакте с броней под прямым углом. Испытания всегда проводились лишь по прямостоящим мишеням — и в итоге бронебойные снаряды британцев при попадании в германские корабли с гораздо больших, нежели ожидалось, расстояний просто рикошетировали или разрывались до пробития брони. Германцы создавали свои снаряды с учетом опыта испытаний на рикошет, и, соответственно, их бронепробиваемость была выше.
401
В 1926 г. Королевская комиссия официально признала факт нарушения авторских прав и выплатила Поллену компенсацию в 30 тыс. ф. ст. См. Anthony Pollen, The Great Gunnery Scandaclass="underline" The Mystery of Jutland (London, 1980), p. 145. Написанная сыном изобретателя книга в полемической форме опровергает искаженные сведения прежних лет о работе Поллена. Нарушение патентных прав не было чем-то новым. Известен случай, когда адмирал Фишер собственноручно послал копии чертежей парового котла, разработанного Ярроу для новых миноносцев, его конкурентам-судостроителям. Ярроу публично обещал вознаграждение за информацию об источнике утечки; флот так же публично принес свои извинения (впрочем, так и не назвав имени Фишера). См. Hough, First Sea Lord, p. 101; Eleanor c. Barnes, Alfred Yarrow, His Life and Work (London, 1923), pp. 102 — 5.