В итоге противоборствующие стороны столкнулись с совершенно неожиданными проблемами. Продолжение войны было тяжким бременем, но и уступить представлялось невозможным. В итоге обе стороны должны были на ходу изыскивать средства и импровизировать для снабжения армий — на протяжении месяцев кормить, снаряжать, вооружать, обучать и лечить в буквальном смысле миллионы людей. Ничего подобного ранее не предпринималось, и неудивительно, что старые традиции и учреждения угасли, а новые методы и принципы возобладали.
Наиболее пострадавшей из основных участников противостояния в первые месяцы войны оказалась Франция. Людские потери в начальный период были крайне тяжелыми,[452] а экономика оказалась на грани развала. Кризисное состояние Франции усугублялось тем обстоятельством, что после стабилизации линии фронта в руках германцев оказались особо важные для оружейной промышленности районы добычи угля и железа[453]. Даже на оружейных заводах в глубоком тылу французских войск не хватало рабочих, поскольку их забирали в армию на тех же основаниях, что и всех других способных держать оружие мужчин[454]. Таким образом, когда стало ясно, что артиллерия будет постоянно вести огонь как по укреплениям противника, так и целям в его тылу, а необходимое количество снарядов окажется прежде невообразимым,[455] французский военный министр уже 20 сентября 1914 г. сделал вывод о необходимости освобождения определенных категорий от службы в войсках с целью производства необходимых боеприпасов. Вначале царила сумятица — так, например, промышленникам было выдано разрешение на прочесывание железнодорожных станций и других общественных мест в поисках рабочих с необходимыми навыками[456].
С самого начала французские власти осознали необходимость организации производства имеющимися средствами, поскольку значительная часть металлургических предприятий страны оказалась в руках противника. Все отрасли промышленности получили призыв правительства производить военные материалы — ставить новые сборочные линии, перепрофилировать станочный парк, а также внедрять производственные методы сообразно с местными возможностями и условиями. Память о 1793 г. и парижских мастерских того времени помогла в деле массовой импровизации — так же, как и готовность политиков перепоручить решение второстепенных и технических вопросов комитетам промышленников на местах. Эти комитеты распределяли между собой контракты и задания, посредством частых совещаний с соответствующим министром, координируя свои усилия с запросами вооруженных сил[457].
В первые жестокие недели войны цена мало что значила. Около 25 тыс. субподрядчиков стали производить вооружения и боеприпасы самых разных типов, задействовав почти каждый пригодный для этого станок. Позже производители с высокими ценами оказались вытесненными— в основном, ввиду неспособности приобрести необходимое сырье и топливо. Буквально на голом месте возникли новые заводы, производившие вооружения на конвейерной основе. Хотя именно они были определяющими, наиболее крупные и амбициозные промышленные гиганты к концу войны в 1918 г. еще не успели выйти на уровень полной производственной мощности[458].
В подобных условиях крупные промышленники оказались крайне успешными. Они контролировали занимавшиеся распределением скудных ресурсов (сырья, топлива и рабочей силы) местные советы. Крупные производители оказались в состоянии извлекать высокие прибыли из цен, призванных удержать на плаву средние и малые компании. Способ массового производства оказался крайне благоприятствующим новаторски настроенным компаниям с верным выбором политических, финансовых и промышленных партнеров. Например, Луи Рено построил свою промышленную империю именно в годы войны. В 1918 г. у него получали зарплату 22500 рабочих, производивших снаряды, грузовики, тракторы, танки, аэропланы, детали пушек и многое другое. Пост председателя промышленного комитета парижского региона предоставил ему рычаг для получения новых подрядов, а ставка на штат проектировавших новые действенные способы производства молодых конструкторов сделала подобные контракты высокоприбыльными для него и его компании[459].
Еще одним фактором успеха французов был характер рабочей силы. Все еще новое в 1914 г. для Франции крупномасштабное производство в основном концентрировалось в районах, захваченных германскими войсками. На созданных в военные годы производствах вряд ли действовали традиционные методы труда, так как число женщин, детей, иностранцев, военнопленных, ветеранов-инвалидов (а также отозванных на заводы солдат) значительно превышало количество собственно рабочих-мужчин[460]. Подобная рабочая сила была значительно более послушной, нежели рабочие Германии или Великобритании. Среди тех были сильны социалистические традиции, правила оплаты сверхурочного труда и традиционные навыки и умения — словом, все то, что противилось радикальной перекройке трудовых процессов, подобной той, что восторжествовала во Франции.
Французам помогли еще два обстоятельства. В политической области это был факт назначения социалиста и выпускника парижской Ecole Normale Альбера Тома на пост министра вооружений. Он окружил себя разделявшими его собственные технократические убеждения и социалистические наклонности выпускниками той же школы. Такие управленцы оказались гораздо более способными обеспечить слаженное сотрудничество промышленников и рабочих, нежели выполнявшие аналогичные задачи в Германии высокомерные армейские офицеры[461].
Наиболее важным было то обстоятельство, что военная экономика Франции не зависела исключительно от собственных ресурсов. Утерянное ввиду германского продвижения восполнялось поставками значительного количества угля и металлов из Великобритании. При недостатке насущно важных материалов можно было приобрести их в Великобритании или Соединенных Штатах (во всяком случае, вначале). Однако перегруженность рынков Великобритании (с 1915 г.) и Соединенных Штатов (с 1917 г.) военными заказами стала приводить к учащающимся задержкам и сбоям поставок. Стала очевидной востребованность новых подходов для согласования военной индустрии союзных стран. Реорганизация в конечном итоге привела к международному разделению труда, которое планировалось на совещаниях союзников и осуществлялось международными административными органами, важнейшим из которых был Союзный совет по морским перевозкам.
Зависимость Франции от британских и американских топлива, сырья и, во все большей степени, продовольствия[462] засвидетельствована ростом военных долгов, которые отравили послевоенные международные отношения. Однако в ходе самой войны поставки из-за океана позволили французам в невиданных прежде масштабах сосредоточить собственные материальные ресурсы на производстве вооружений и людские— на отправке все новых подразделений и частей на фронт. Например, производство 75-мм снарядов в 1915 г. достигло необходимого для обеспечения войск уровня до 200 тыс. штук в день, что в 20 раз превышало первоначальные показатели. Последовавший позднее переход к новым вооружениям— таким как крупнокалиберные 155-мм орудия, аэропланы и танки — стал явлением значительно более важным, нежели простое количество производимых снарядов. Французы и в этой области сравнялись с достижениями других великих держав (и даже превзошли их). Доказательством этого факта стало получение, в соответствии с заключенным соглашением, американскими экспедиционными силами по прибытии в Европу большей части тяжелого вооружения с французских заводов и арсеналов[463]. Во Второй мировой войне Франция стала арсеналом демократии в большей степени, нежели Британия, и в значительно большей степени чем США[464].
Германцы столкнулись с проблемой иного рода. Их промышленные ресурсы значительно превосходили французские, и в 1914 г. почти половина взрослых мужчин была освобождена как от военной службы, так даже от военной подготовки[465]. Таким образом, в Германии оставался значительный зазор между абсолютными пределами имевшихся в наличии людских и материальных ресурсов, с одной стороны, и резко возросшей после октября 1914 г. (когда закончились первоначальные запасы) потребностью в снарядах — с другой. В итоге офицеры германского военного ведомства могли просто требовать от гражданской экономики большего. И действительно, не прибегая, подобно Франции в первые месяцы войны, к массовому кустарному производству и перенацеливанию людских ресурсов, многие месяцы германская промышленность поставляла все необходимое.
452
Культ наступления в предвоенной Франции был непререкаем. Результатом стали атаки на открытой местности, в которых от огня пулеметов и магазинных винтовок в период 1 августа— 1 декабря 1914 г. было убито 640 тыс. человек (данные Joseph Montheilet, Les Institutions militaires de la France, 1814–1924 (Paris, 1932), p. 350). Это побоище в начале войны составило почти половину числа общих потерь французской армии.
453
Не менее 64 % производства чугуна и 26 % стали Франции, а также 85 из 170 доменных печей оказались под германским контролем. См. Robert Pinot, Le Comite des Forges en service de la nation (Paris, 1919).
454
Предвоенные планы предусматривали производство 10–12 тыс. 75-мм снарядов в сутки в военное время. Таким образом, при мобилизации на производстве было оставлено 7600 арсенальских рабочих, тогда как число призванных составило 45–50 тыс. После мобилизации 1914 г. на заводе Ле Крезо из 13 тыс. рабочих на производстве осталось 6,6 тыс. Данные почерпнуты у Gerd Hardach, «La mobilization industrielle en 1914–1918: Production, planification et ideologie», in Patrick Fridenson, ed., 1914–1918: L’autre front (Paris, 1977), p. 83.
455
Во всех предыдущих войнах полевая артиллерия почти все время проводила в попытках занять огневую позицию. Активный обстрел противника обычно длился несколько часов, так что уровень расхода боеприпасов, соответственно, оставался сравнительно скромным. Окопная война 1914–1918 гг. стала противоположностью прежнего опыта: орудия постоянно находились на огневых позициях, а заслуживающие внимания цели — в досягаемости их огня. Таким образом, именно снабжение снарядами и другими боеприпасами стало как никогда прежде действенным ограничителем боевых действий. Служба снабжения и, наконец, промышленная мощность в производстве вооружения и боеприпасов стали решающими. Все воюющие стороны к весне 1915 г. пришли к пониманию этой совершенно неожиданной индустриализации войны.
456
Государственный закон, определявший статус отпущенных из войск на производство рабочих, был издан лишь в августе 1915 г. Эти рабочие оставались в подчинении военного командования, носили соответствующую нашивку, однако получали гражданскую зарплату и могли быть направлены на наиболее востребованное производство без права отказа. Любое проявление недисциплинированности могло быть наказано возвращением на фронт. См. Gilbert Harry, Renault: Usine de guerre, 1914–1918 (n. p., n. d.), pp. 92–93.
457
Первое такое совещание состоялось 20 сентября 1914 г., и на нем военный министр объявил о необходимости производства 100 тыс. 75-мм снарядов в день. Еженедельные совещания стали затем проводиться раз в две недели, а позже — раз в месяц, а политически ответственной структурой в мае 1915 г. стало новообразованное министерство вооружений. Картина осуществления военно-мобилизационных усилий Франции представлена в трех взвешенных работах: Arthur Fontaine, French Industry during the War (New Haven, 1926); John F. Godfrey, “Bureaucracy, Industry and Politics in France during the First World War (D. Phil. thesis, St. Antony’s College, Oxford, 1974); Etienne Clementel, La France et la politique economique interaliee (New Haven, 1931). Рекомендуется также процитированная выше статья Герда Гардаха.
458
Самым известным и противоречивым проектом был спроектированный в сентябре 1916 г. и оставшийся недостроенным новый государственный арсенал в Роанне. См. подробности у Godfrey, «Bureaucracy», pp. 314 — 33. Для более оптимистического описания подобного предприятия см. Albert G. Stern, Tanks, 1914–1918: The Logbook of a Pioneer (London, 1919), pp. 185–201. Штерн при помощи рабочих из Аннама построил во Франции танкостроительный завод проектной мощностью в 300 танков в месяц. Двигатели ввозились из Соединенных Штатов, а броневые плиты— из Великобритании.
459
Взлет компании Рено в годы войны представлен в двух прекрасных книгах: Hatry, Renault; Patrick Fridenson, Histoire des usines Renault, vol. 1, Naissance de la gran-de enterprise, 1898–1939 (Paris, 1972). Gerd Hardach, «Franzosiche Rustungspolitik 1914–1918» in H. A. Winkler, ed., Organizierter Kapitalismus (Gottingen, 1974), pp. 102 — 4 представляет картину подобных успехов у Ситроен и других компаний.
460
Gerd Hardach, The First World War, 1914–1918 (Berkeley and Los Angeles, 1977), p. 86 предоставляет следующую оценку занятых на военных заводах Франции в ноябре 1918 г.: 497 тыс. солдат, 430 тыс. женщин, 425 тыс. гражданских рабочих-мужчин французов, 169 тыс. иностранцев и выходцев из колоний, 137 тыс. молодых людей допризывного возраста, 40 тыс. военнопленных, 13 тыс. ветеранов-инвалидов — всего 1,711 млн человек.
461
Апологетична по форме, однако весьма содержательна книга B. W. Schaper, Albert Thomas: Trente ans de reformisme sociale (Assen, 1959).
462
В 1917 г. урожай зерна во Франции упал до 3,1 млн тонн со среднегодового показателя 1910–1913 гг. до около 8,5 млн тонн. В определенный момент ситуация дошла до критического уровня двухдневного запаса продовольствия для армии на складах. Однако катастрофа была предотвращена поставками из-за океана, объем которых постоянно нарастал и позволил в начале 1918 г. восполнить запасы на складах. См. Clementel, La France et la politique economique interalliee, p. 233.
463
Практически вся артиллерия и танки, а также 4791 из 6287 аэропланов американских войск, не говоря уже о 10 млн 75-мм снарядов. См. Andre Kaspi, Le temp de Americains: Le concours americains a la France, 1917–1918 (Paris, 1976), pp. 244 — 45.
464
См. данные по производству различных видов вооружений у Hardach, The First World War, p. 87. Франция первенствовала среди союзников по всем показателям за исключением винтовок и пулеметов. По ряду показателей (например, производства аэропланов) Франция превосходила даже Германию. См. James M. Laux, «Gnome et Rhone: Une firme de moteurs d’avion durant la Grande Guerre», in Fridenson, 1914–1918: L’autre front, p. 186.
465
До военных реформ 1913 г. Германия призывала лишь 53,12 % всех мужчин соответствующих призывных категорий, тогда как Франция — 82,96 % (т. е. почти всех физически трудоспособных мужчин). Приведенные данные почерпнуты у Hans Herzfeld, Die deutsche Rustungspolitik von dem Weltkrieg (Bonn-Leipzig, 1923), p. 9.