Неудивительно, что вскоре Британские экспедиционные силы во Франции стали испытывать жестокий дефицит боеприпасов. В мае 1915 г. их командующий сэр Джон Френч, решил обратиться напрямую к обществу Великобритании через головы своего начальства. Разразившийся скандал вызвал правительственный кризис и привел к созданию Министерства по вооружениям с Ллойд Джорджем во главе. Ллойд Джордж сумел надлежащим и самым тщательным образом организовать мобилизацию всех ресурсов Великобритании для военных нужд. Установленные им планы производства далеко превосходили не только все, запрашиваемое военным ведомством, но и то, что вообще считалось возможным[471]. Стиль работы министерства представлял собой смесь волюнтаризма с принуждением. Так, например, одним из первых шагов нового министерства была рассылка вопросника всем компаниям, которые удалось обнаружить. Последним предлагалось доложить о наличествующем оборудовании и представить предложения относительно вооружений, которые можно было бы на нем производить. Подобного волюнтаристического подхода придерживались и в отношении профсоюзов, убеждая их отменить на время войны традиционное трудовое законодательство, и более того — дать обещание об отказе от проведения забастовок. Это было важным соглашением, поскольку в Британии, как и во Франции, новое оборудование автоматизировало многие производственные линии и позволило необученным или малоопытным рабочим достигать тех же результатов, которые раньше были под силу лишь опытным мастерам. С другой стороны, предельный показатель прибыли был юридически закреплен на уровне 20 % сверх среднего предвоенного показателя прибыли. Неумолимость военной пропаганды в отношении «нарушителей» стала весьма действенным инструментом принуждения в осуществлении призыва, который в 1916 г. довел общую численность «армии Китченера» до 2 466 000 человек.
Ллойд Джордж собрал в Министерстве вооружений группу людей (в основном, предпринимателей и представителей сопредельных профессий), работавших по принципу «навалились и покатили». Их однозначно либеральные пристрастия являли контраст более социалистическим и технократическим склонностям Министерства вооружений Франции — и противоположность военно-предпринимательскому управлению усилиями Германии. В то же время практические результаты в каждой стране были почти одинаковыми. Например, в Великобритании производство снарядов в течение одного года увеличилось в десять раз, разрешив, таким образом, приведший к основанию Министерства вооружений кризис. В июле 1916 г. добровольческая армия была готова к бою, а продемонстрированная в битве на Сомме мощь ее артиллерии шокировала германцев, сорвав попытки последних разгромить французские войска и овладеть Верденом. Однако это был единственный успех, достигнутый на Сомме. Неимоверные потери.[472] подобные понесенным французами в первые недели войны, полностью развеяли романтический ореол вокруг войны. Затяжная окопная война, конца которой не было видно, обусловила усиливающееся нежелание правительства посылать во Францию новые войска во избежание нового массового кровопролития.
По ту сторону Атлантики Соединенные Штаты стали получать запредельные прибыли от вызванного войной спроса. Рынки экспорта, прежде снабжаемые из Великобритании и Германии (особенно в Латинской Америке), в одночасье оказались вакантными, вызвав невиданный производственный бум в Штатах. С началом войны экспорт из в Германию сократился до мизерных показателей. Официальный Вашингтон и не настаивал на отмене британской блокады — несмотря на отсутствие в международном праве того времени положений относительно океанской блокады. Кроме того, пока заказы Антанты заставляли американские фермы, заводы и шахты работать на полную мощность, особого желания обойти британские торговые запреты не было.
Со временем поставки из США стали играть все большую роль в военных усилиях союзников. Вначале британцы еще были способны расплачиваться за приобретаемое в обычном порядке, пусть даже предполагавшем продажу своих капиталовложений в Соединенных Штатах. Когда финансовые средства союзников оказались исчерпанными, предоставление кредитов странам Антанты вызвало бум уже в банковской сфере США. Как позднее указывали американские популисты, в итоге к 1917 г. финансовая заинтересованность нью-йоркских банкиров в победе Антанты стала определяющей и все сильнее связывала американские экономические ресурсы с франко-британскими военными усилиями.
Мировые рынки за пределами США также были открыты Франции и Великобритании. Давние имперские роли в Африке, Азии и Океании предоставляли двум союзным державам преимущество в задействовании глобальных ресурсов для своих военных нужд. Это означало, что планирование и управление экономикой метрополий могли быть и не всеобъемлющими. Почти всегда дефицит мог быть преодолен путем закупок на внешнем рынке. Задержки с их доставкой были переносимыми— пока в 1917 г. германские подводные лодки не стали угрожать линиям снабжения союзников. До этого управляемая экономика метрополий очень удачно сочеталась с финансируемой кредитами американских банков старомодной рыночной мобилизацией за рубежом.
Германия также дополняла собственные ресурсы закупками в соседних странах— Швеции, Нидерландах и Швейцарии. Оккупированная Бельгия, северные районы Франции и польские провинции России также были принуждены к поставкам стратегических товаров — продовольствия, угля и прочего. Однако население оккупированных земель крайне неохотно сотрудничало с германскими военными властями, тогда как поставки из нейтральных стран были крайне ограничены британской морской блокадой[473]. Германия стала зависеть от собственных ресурсов, дополненных тем, что можно было найти в Австро-Венгрии, Болгарии, Турции и на оккупированных территориях. В этой географической зоне высокие цены на наземную перевозку ограничили доступ к сырью за пределами собственно германских границ, а несовершенство управления в этих преимущественно аграрных землях являлось дополнительным препятствием. Вдобавок Германия не имела возможности получения масштабных зарубежных кредитов для приобретения продовольствия и других товаров от стран Антанты и завоеванных земель. Напротив, неприятие возраставшей в военные годы гегемонии Германии делало ее союзников — австрийцев, болгар и турок — все менее заинтересованными в том, что Берлин предлагал или предпринимал.
Напряжение управленческих возможностей Германии в конце концов оказалось невыносимым. Никто еще не имел четкого видения относительно способа управления экономикой целой державы без крупномасштабных поставок из-за рубежа. Важные статистические данные — например, достоверная оценка намечаемого производства продовольственных товаров и их потребления — были недоступны, либо не принимались во внимание военными, обладавшими решающим голосом при рассмотрении почти всех проблем.
Россия также переживала вызванные военным напряжением трудности во внутреннем управлении. Снабжение огромной массы призванных в армию людей как продовольствием, так и всем остальным было крайне тяжелым делом. Однако, поставив военные нужды над всеми остальными проблемами, русские достигли сравнимых с германскими, британскими и французскими чудес в производстве. Россия даже далеко обогнала производственные показатели Габсбургской империи, в которой внутренние трения между разными народами и административными Schlamperei препятствовали каждой попытке отойти от устоявшейся рутины[474].
Как и во Франции и Великобритании, контракты на производство вооружений в России предоставлялись уполномоченными на это комитетами промышленников. Они сумели увеличить ежемесячное производство снарядов с 450 тыс. в начале 1915 г. до 4,5 млн в сентябре 1915 г.; развитие остальных отраслей военной промышленности было приблизительно таким же[475]. Однако прибыли росли даже быстрее, чем производство, и в 1916 г. инфляция вышла из-под контроля, таким образом продемонстрировав степень тяжести военных усилий для экономики России. В период между январем и декабрем 1916 г. цены возросли почти в четыре раза и заработная плата попросту не поспевала за их ростом. Хуже всего было то, что крестьяне все больше теряли интерес к поставкам произведенного ими продовольствия на рынок, поскольку товары широкого потребления стали дефицитными— если не сказать, недоступными.
471
Дух нового режима наилучшим образом передается в приписываемом Ллойд Джорджу высказывании: «Возьмите максимальные запросы Китченера, помножьте на четыре, затем удвойте; когда начнете приближаться к искомому результату, удвойте еще раз на всякий случай». R. J. Adams, Arms and the Wizard: Lloyd George and the Ministry of Munitions, 1915–1916 (College Station, Tex., 1978), p. 174.
472
Около 50 тыс. в первый день; всего 419 652 по официальным данным. John Keegan, The Face of Battle (New York, 1977), pp. 204 — 80 предлагает великолепный анализ причин неудач британских войск на Сомме и попутно представляет реалии окопной войны 1915–1918 гг. гораздо более точно и ярко, нежели смог бы кто-либо другой.
473
Предпринятые в 1915 г. переговоры Великобритании с Нидерландами, Швейцарией и скандинавскими странами позволили сократить объем ввозимого ими до уровня, необходимого для внутреннего потребления.
474
Однако чтобы оценить масштаб проделанной работы, следует см. Robert J. Wegs, Die osterreichische Kriegswirtschaft 1914–1918 (Vienna, 1979).
475
Norman Stone, The Eastern Front, (New York, 1975), pp. 149 — 52 and passim опровергает утверждение о том, что русские войска в Первой мировой войне страдали от недостатка боеприпасов.