Упомянув далее о том, что, по словам Georg'a, Тхоржевский ныне работает над рукописями, подготовляя их к печати, Роман далее пишет Филиппеусу: «Полагаю, что теперь уже смело или самому, или через Georg’a, если это признается удобным, можно приступить с переговорами с Тхоржевским о покупке у него права издания (прямо покупать манускрипты рискованно в виду отказа и подозрения), объявив, что печатание будет производиться в Париже или Брюсселе; если же Тхоржевский пожелает оставить за собой право перевода манускриптов и их компиляцию, то и это можно за ним оставить для отвлечения подозрения. Тогда нечего делать, придется начать, для вида, печатание в Париже, конечно, не выпуская в продажу. Если же Тхоржевский связан с типографией какими-либо условиями, то можно заплатить за уничтожение этих условий. Словом, надобно сделать так, чтобы Тхоржевского лишить документов и права распоряжаться их копиями. Разумеется, покупая для издания, представляется удобным предлогом сделать все дело непременно нотариальным порядком».
Предстоящую ему роль Роман рассматривает, как роль «любителя издательской деятельности, с которою я хорошо знаком. С характером этих любителей я тоже хорошо знаком: они не останавливаются перед материальными затратами. Покойный штаб-ротмистр новомиргородского уланского полка Постников, без вести пропавший в 1855 г., был богатый человек. Пусть Тхоржевский справляется — не боюсь. Паспорт покажу в крайности»[29].
Стараясь как можно удачнее разыгрывать роль «любителя» и богатого туриста, Роман отправляется в трехдневное путешествие по Швейцарии «для того, чтобы следовать обычаю всех путешественников и показаться не очень засидевшимся в Женеве в гостинице».
Во время путешествия он обдумывает план переговоров с Тхоржевским. Одна мысль сменяет другую. Его озадачивает вопрос о том, как быть в случае, если Тхоржевский не согласится предоставить ему бумаги для издания? Он находит выход из положения и в кратком письме от 23/4 августа 1869 г. спешит обменяться мнением с К. Ф. Филиппеусом:
«Хотя, быть может, и дикая, но тем не менее вот какая мысль пришла мне в голову: если бы не удалось купить, то нельзя ли нанять вора, который бы утащил у Тхоржевского бумаги и, конечно, передал бы их уже не на швейцарской земле? Где взять такого человека? Кроме того, в случае неудачи, не будет ли полезно подкупить французские и немецкие газеты и поместить в них дельную статью на основании I т. мемуаров Долгорукова и слухов о выходе II тома? Статью, по моему, можно бы повернуть в нашу пользу. Вообще же мне кажется, что то, что другие государства имеют в изобилии, того у нас недостает, а именно: оплаченных нами за границею журналов».
С книгопродавцем Georg’ом Роман в эти дни раздумья и ожидания инструкций из Петербурга поддерживает связь. Он «мне не мешает, а, напротив, я узнал от него много характерных черт о нашей и польской эмиграции», — пишет он в том же донесении. Благодаря Georg'у же, Роман вскоре, отбросив всякие проектировавшиеся им планы, имел возможность познакомиться с Тхоржевским и Н. П. Огаревым, о чем подробно сообщал Филиппеусу письмом от 29/10 августа 1869 г.:
«Вчера, еще до получения вашей телеграммы, я встретил случайно в «Café de Musée» Тхоржевского, где я был с книгопродавцем Georg’oм. Тхоржевский подошел к столу и Georg меня ему представил. Это лысый, небольшого роста, пожилой, лет 50, человек с длинной с проседью бородой. Случай этот несколько уклоняется от той инструкции, которая выражена в вашей первой и вчера в 3 часа полученной депеше, но, наткнувшись на него, нельзя было его избежать, и он на первый раз повел к хорошим результатам. После первого обмена обычных фраз, мы разговорились с Тхоржевским о разных посторонних предметах; когда же Georg со своей женой ушел, тогда я начал говорить уже об издании и приобретении бумаг. Поговорив немного, Тхоржевский просил меня зайти к нему в 6 час. вечера, объявив, что он должен теперь отправиться к Огареву, которому, конечно, он передал встречу со мной. Собрав всю силу своих способностей, я отправился в назначенное время к Тхоржевскому. Шел я, признаюсь, не без опасения, не за свою личность, но за успех моей роли, которая в этот момент должна была решить весь вопрос, всю задачу и всю мою компетентность, как в ваших, так и в моих собственных глазах. Невольный, малейший промах мог все и навсегда испортить. У Тхоржевского я застал Огарева; я его не сконфузился, ибо шел с твердым намерением выдержать роль. Тхоржевский, у которого была моя визитная карточка, представил меня Огареву. Он (Огарев) сухо поклонился, напустив на себя всю эмиграционную важность».