Сегодня вечером, несмотря на воскресный день, все требуемые предписания уже заготовлены, а завтра утром они будут отправлены по назначению. Распоряжения эти следующие:
1) Г. Дунтен снабжается формальною рекомендациею к президенту кенигсбергской полиции на вышеизложенный предмет.
2) Всем полицейским властям королевства предписано, в случае обнаружения Нечаева и Николаева, их арестовать и выдать нашему правительству.
3) Президентам берлинской и кенигсбергской полиции даны специальные предписания.
4) В издаваемой полицейской газете «Polizei-Anzeiger» помещена будет — собственно для полицейских чинов — статья о Нечаеве и Николаеве с приложением их портретов и описанием примет.
5) Карточки Нечаева и Николаева будут налитографированы, и с них будут сняты копии для рассылки всем жандармам, которые в Пруссии составляют лучший полицейский элемент. Начальник всех жандармов, граф Бисмарк-Болен, получил уже по сему предмету надлежащее указание от своего родственника, союзного канцлера.
Так как я узнал, что его величеству королю стало известно о цели моего приезда в Берлин, то я счел обязанностью ознакомить, на всякий случай, с делом нашего посланника»[10].
Путем дипломатических переговоров удалось заручиться содействием Швейцарии, Франции и других правительств европейских государств, исключая Англии.
С другой стороны, III Отделение непосредственно организовало значительную сеть шпионажа. В Европу было командировано изрядное число тайных агентов. Не будет гиперболой, если скажем, что две трети Европы находилось под наблюдением агентов III Отделения. Всей работой, как было сказано, руководил полковник Никифораки, — тогда адъютант шефа жандармов, занимавший одно время должность начальника штаба корпуса жандармов. Резиденция его большею частью была в Швейцарии. В Германии, с разрешения местных высших властей, русские агенты наблюдали на главных железнодорожных станциях Берлина и Кенигсберга. Кроме того, в Берлине же находился старый агент III Отделения Штибер[11], с которым фактический руководитель сыском при Отделении Константин Федорович Филиппеус находился в частой переписке в целях розысков Нечаева. «Лучший из всех употребленных Штибером» агентов находился в Лионе, изредка посещая и другие города. На Балканский полуостров был командирован полковник Николич. В Лондоне, Женеве, Париже, Цюрихе, Вене и т. д. находились особые агенты. Не удается установить приблизительного числа филеров, находившихся в распоряжении главных агентов; но, как можно заключить из целого ряда данных, оно значительно превышало цифру внутренних секретных сотрудников и филеров. По мере того как уходили первые недели и месяцы погони, а местопребывания Нечаева не удавалось нащупать, третьеотделенские круги начали, надо полагать, убеждаться в том, что и чрезвычайное старание не приведет к цели, если не обратиться к исключительным мерам. Вспомним, что только в феврале 1870 г. (а усиленно искали Нечаева в Европе уже в конце декабря — начале января) Шувалов обратился с цитированным письмом к русским послам. Дипломатическое послание это, взывавшее о помощи зарубежной полиции, несомненно, было отправлено в то время, когда в III Отделении несколько разубедились в целесообразности применявшихся раньше средств. А спустя три месяца, когда в мае 1870 г. в Женеве, при дружном содействии швейцарской жандармерии, был якобы арестован Нечаев, оказавшийся в действительности Семеном Серебренниковым, шансы на успех погони значительно, должно было казаться, сократились. Работа кипела. Дипломаты и шпионы старательно помогали друг другу[12]. Но в Петербурге на все это вместе взятое как будто определенно не полагались. Наблюдательная агентура, видимо, не вселяла полной уверенности в благополучном исходе предпринятой погони. Пристально наблюдать хотя бы за одной русской эмиграцией и лицами, соприкасающимися с ней, все же было трудно, почти невозможно, ибо количественно соотношение сторон было чересчур разительное.
10
Дело архива III Отделения, III экспедиции, № 115 за 1869 г., ч. III, л. 89—90. Об упоминаемом в письме «бывшем служителе Нечаева» сохранилась следующая записка К. Ф. Филиппеуса: «В виду предстоящей командировки ст. сов. Шульца, мне казалось необходимым заручиться личностью, которая была бы формально аттестована знающею Нечаева, так как он, имея при себе паспорт на чужое имя, мог бы отрицать свою идентичность. Такою личностью представляется отправленный в Кенигсберг унтер-офицер Беляков; а потому, по моей просьбе, от г. обер-полициймейстера выдано свидетельство в том, что Беляков состоял сторожем в Сергиевском приходском училище в бытность там Нечаева преподавателем». (То же дело, ч. V, л. 71). Беляков этот осматривал Семена Серебренникова, когда последний в мае 1870 г. был принят за Нечаева и арестован в Женеве. (См. воспоминания С. Серебренникова об аресте его. «Народное Дело» №№ 4 и 5 за 1870 г.). Упоминаемый Дунтен — сотрудник III экспедиции III Отделения, в чине коллежского секретаря. В раскрытии Нечаевского заговора принимал участие с первых же шагов, о чем см. хотя бы дело III экспедиции, № 112, ч. I, за 1869 г.
11
О нем см. т. XV собр. соч. А. И. Герцена, стр. 387, и нашу статью «Лавров и Балашевич-Потоцкий» в сборнике «Памяти П. Л. Лаврова», изд. «Колос», 1922 г., с. 483.
12
См. негодующую по этому поводу брошюру М. А. Бакунина — «Бернские медведи и петербургский медведь». Напечатана в III т. его избранных сочинений, изд. «Голос Труда», 1920 г.