В карманах его нашли шестиствольный отличный большой револьвер (все стволы заряжены), два старых бумажника, в коих записано много имен высших сановников Российской империи, два письма — одно на французском, другое на русском языке (ответ на сие последнее письмо просят Нечаева дать чрез посредство редакции «Биржевых Ведомостей»), пять экземпляров новой революционной программы на польском языке и четыре конверта с адресами на имя: 1) Неrren Andreewitch, 2) Herren Stojanowitch, pour remettre à M-r Etienne, 3) Herren Ewassanin и 4) M-me Stern. Трое из имен сербские, все же конверты адресованы в Цюрих. Кроме того найдено несколько записок, между прочими одна на имя M-lle Herzen à Paris, и, наконец, старый кожаный кошелек, где было 1 фр. 40 сент., и старый же средней величины складной ножик. Жандармы увели Нечаева без сопротивления с его стороны на городскую гауптвахту.
Я туда же с майором отправился и нашел там уже президента полиции, который Нечаева еще не видал. Я попросил его, как предмет особой важности, позволение первым говорить с Нечаевым с тем, чтобы президент следил бы за выражением его лица.
Вошедши в комнату, я прямо обратился к Нечаеву со словами: «А! Здравствуйте, г-н Нечаев, наконец-то я имею случай с вами ближе познакомиться».
Он весь переменился в лице и страшно побледнел. «Я вас не понимаю, милостивый государь», — ответил он мне по-русски. Президенту он объяснил по-французски, что немецкого языка он не знает и назвал себя «Stephan Grasdanow», 22-х лет от роду, родом же из Сербии. Получивши на то позволение президента, я прямо обратился к Нечаеву с вопросом по-сербски, но тот, смешавшись, ничего не мог отвечать и сказал только, что долго жил в России и забыл сербский язык. Я передал президенту, что допрашиваемый вовсе не говорит по-сербски. Обстоятельство это было внесено в протокол, и на вопрос Нечаева, за что он арестован, президент объявил ему, что распоряжением Федерального Совета он арестован вследствие обвинения в убийстве. Я тогда же обратился к Нечаеву и напомнил ему, что должен отвечать за погибель Иванова. Нечаев, услышав это, опять заметно смутился. Его тогда же увели, а я объявил президенту, что считаю себя в совестливом праве подписать протокол, так как лицо Нечаева мне известно по фотографии, я знаю сестру, имеющую большое с ним сходство, что арестованный наверное не серб и что, наконец, явятся личности, его знающие и могущие все это подтвердить.
Тем и покончился предварительный на гауптвахте допрос Нечаева. Я с майором Netzli возвратился домой, искренне поблагодарил его за энергическое содействие и выдал восьми жандармам, так ловко приведшим в исполнение арестование, награды, по 100 франков каждому.
Я не считаю себя в праве говорить о его светлости князе Горчакове, так много способствовавшем успеху дела своим неутомимым содействием на дипломатическом поприще и своим горячим сочувствием к достижению цели. Считаю только долгом своим говорить о майоре Netzli и о г. Зега. Сей последний начал дело, провел около месяца в самой опасной среде революционных агитаторов и, несмотря на ежедневную угрожающую ему опасность, довел свое дело до конца. Майор Netzli с тех пор, как я с ним познакомился, исполнял все мои распоряжения, как самый усердный подчиненный, и его примерной и бескорыстной деятельности можно приписать в значительной степени успешный результат.
Привезенное письмо господина товарища шефа жандармов к его светлости князю Горчакову действительным статским советником Всеволожским и личные дополнительные объяснения сего последнего с князем послужили к окончательному разъяснению дальнейших действий и к необходимому в подобном случае единству в предпринимаемых мерах.
Майор Николич-Сербоградский.
Интерлакен.
7/19 августа 1872 года».
Приложение III
Протесты русских эмигрантов против ареста С. Г. Нечаева
Арест С. Г. Нечаева на территории Швейцарии, — страны, гордившейся, якобы, своим гостеприимством, — и предстоявшая выдача его России вызвали справедливое возмущение и негодование среди эмигрантов всех оттенков и направлений, и не только русских, но и среди членов местных швейцарских социалистических и анархических организаций. По этому поводу за границей была поднята шумная агитация. Республиканскому федеральному правительству Швейцарии разными организациями и отдельными известными политическими и общественными деятелями Европы было послано несколько резких протестов против провокационного поведения швейцарских властей. Все эти протесты и агитация, как известно, не привели к цели. С. Г. Нечаев не только не был освобожден, но самая передача его в руки российских жандармов была бесповоротно предрешена заблаговременно. Тайная и всесильная тогда дипломатия победила, и протесты революционеров остались гласом вопиющего в пустыне. Попытка освободить Нечаева по пути из тюрьмы на Цюрихский вокзал, предпринятая группой революционеров, равным образом не увенчалась успехом. С. Г. Нечаев вопреки всему был выдан России.