— Они? — он прервал меня, глаза практически вылезли из глазниц.
Я не отвечаю. Вместо этого я молчу. Я не из тех, кто открыто говорит о своей сексуальной жизни, несмотря на то, насколько отвратительной она была прошлой ночью.
— Чувак, блядь, они что, сожрали друг друга? Блядь, нет, подожди, они что, пальцами в задницы друг другу тыкали?
Я чуть не выплюнул свой напиток, потому что они это делали, просто я не думал, что он спросит.
— Скажем так: что бы ни придумало твое воображение, это было сделано.
Черт, я наглый ублюдок, когда я пьян.
Он издает самое громкое «Блядь», которое я когда-либо слышал, а затем говорит что-то о том, что ему нужно срочно найти жену или туалет. В любом случае, он исчезает, и я снова остаюсь один.
Правда, ненадолго.
Линия конга находит меня, Эрика перед поездом, и после этого ночь превращается в одно сплошное пятно.
Девятая глава
— Что это, черт возьми, такое?
Я уставилась на напиток, который Тристан протягивает мне. Цвет темно-зеленый, консистенция густая, что-то плавает у края. Я чувствую, как желчь поднимается в горле, и с трудом сглатываю, борясь с рвотой, которая быстро всплывает на поверхность. Стараясь оттолкнуть стакан, но сил у Тристана больше. Я слаб.
Чертов Эрик и эта чертова линия конга!
Он толкает стакан обратно ко мне: — Выпей это. Я обещаю, что у тебя не будет похмелья, если ты выпьешь его.
У меня короткое замыкание, голова стучит, как отбойный молоток, и я не хочу ничего, кроме как ощутить прохладу кафеля в ванной, ласкающего мое лицо. О, и вылить этот прогорклый напиток на голову Тристана.
— Парень, отвали. Я не буду это пить.
Он продолжает стоять надо мной и не отпускает. Блядь, чтоб тебя. Я выхватываю у него этот дурацкий напиток и выпиваю его одним махом.
О, мать твою.
Я бегу в туалет, уверенный, что содержимое моего желудка скоро скажет «привет» унитазу. Жду, но проходит несколько минут, ощущения стихают, головная боль ослабевает.
— Что, черт возьми, там было?
— Лучше тебе не знать. Но ты чувствуешь себя лучше, не так ли? — похоже, он доволен собой.
Я киваю, потом говорю ему, чтобы он убирался на хрен из ванной, и принимаю самый длинный душ в истории человечества.
Волшебный напиток поднимает меня с постели, и я в настроении писать. Тристан уходит с Клаудией, оставляя меня в тишине и покое, в которых я так отчаянно нуждаюсь, чтобы закончить свою рукопись. Мистер Гриммер прислал мне электронное письмо с пожеланием увидеть обновление, так что я тащил большую задницу, пытаясь довести дело до конца. Раньше у меня были более сжатые сроки, чем сейчас, вплоть до того, что я не ел и не спал семьдесят два часа подряд в центре страны третьего мира, только чтобы напечатать небольшой раздел в газете. Это все часть журналистской игры.
Но это не журналистская игра.
Это мое сердце и душа, превращенные в слова и вылитые в эту рукопись. Это мечта, мои амбиции, мое будущее — все зависит от этой издательской сделки.
В понедельник я снова весь на нервах.
Сидя в своем кабинете, я заканчиваю статью для газеты, когда звонит Найри.
Я включаю свой знойный голос: — Доброе утро, Найри.
— Привет, мистер… то есть Джулиан. У меня для вас звонок по второй линии. Мистер Гриммер, — ее голос сладок, и я знаю, что мне не следует пока ничего делать. Поэтому я не делаю этого, пока что.
Подняв трубку на второй линии, я делаю глубокий вдох и готовлюсь к худшему.
— Мистер Бейкер, надеюсь, я не помешал вам? — вежливо спрашивает он.
— Вовсе нет, мистер Гриммер. Надеюсь, вы получили мое письмо?
Возникает пауза. Я знаю это — кого я, блядь, обманываю?
— Буду откровенен. Качество ваших работ посредственное. В них нет того определенного элемента, той магии.
Я потираю лицо свободной рукой. Этого, блядь, не хватало, когда я принимал кокаин. Это то, что мне нужно, чтобы следовать за своей мечтой? Сладкая фраза, чтобы заключить сделку?
— Послушай, сынок. Мы часто находим музу. Что бы это ни было, что-то, кто-то сопровождает тебя в этом путешествии. Найди ее, и писательство пойдет само собой. Ты понимаешь, что я говорю?
Я киваю, помня, что он меня не видит: — Я понимаю.
Он просит сообщить о результатах через две недели.
До тех пор у меня нет выбора.
Никакого выбора.
Дорога темная и ветреная, даже луна кажется скрытой за ночными облаками. Как и в любой другой раз, когда я поднимаюсь по этой дороге, делаю это осторожно — глаза сосредоточены, разум разбит эмоциями.