— Я этого не говорил!
Эрик молчит, что очень не в его духе: — Свидание, да? Итак, скажи мне, что ты планируешь надеть?
Тристан неловко шаркает ногами: — Может быть, эту голубую рубашку и мои джинсы.
— А обувь? — о, Тим Ганн вошел в здание.
— Мои ботинки… я думаю.
— Тристан, ни одна девушка не хочет, чтобы ее «бобер» отбивал парень, носящий ботинки. Правило номер один, — говорит Эрик.
— Я планирую снять свои ботинки, прежде чем трахну кого-нибудь, — кричит Тристан, направляясь на кухню.
— Я бы поспорил с этим… У меня есть ботинки. Я «трахаю бобров», — поправляю я его.
Эрик наклеивает фальшивую улыбку: — Но ты, моя дорогая, Бэтмен. Ты можешь надеть розовую пачку, и женщины все равно захотят полный завтрак «шведский стол».
Тристан возвращается в комнату с бутылкой воды: — Завтрак «шведский стол»? В смысле яичница, бекон…
Эрик прерывает Тристана: — Нет, сладкий горошек, они хотят австралийский поцелуй. То же самое, что и французский, но под землей.
— Эрик…, — я разразился смехом над его жалкой аналогией.
— О, подожди! У меня есть хорошая шутка, которую я слышал на днях, — Эрик выпрямляет лицо, чтобы рассказать анекдот, Тристан уже сморщился, так как я подозреваю, что Эрик постоянно рассказывает ему грубые шутки.
— Чем киска похожа на грейпфрут? — он ждет нашего ответа.
— Чем? — я потакаю ему.
— Лучшие из них брызжут, когда ты их ешь, — он хлопает себя ладонью по бедру и разражается громогласным хохотом, к которому я не могу не присоединиться.
— Я не понимаю, — Тристан почесывает голову.
— Иди прими душ, — говорю я ему, — Возможно, Эрик сможет преподать тебе урок в другой раз.
— К сожалению, я более образован в этом вопросе, чем следовало бы. У Рокки нездоровая одержимость ими и он не боится присылать мне ссылки. Однажды я смотрел конкурс сквирта. Клянусь, это было похоже на Олимпиаду по сквирту!
Я видел точное видео, но сейчас не время об этом вспоминать: — Дай Тристану передохнуть. Переспать не так-то просто. Я думаю, он просто пытается найти себя.
— Как это нелегко? Я видел, как женщины крутятся вокруг тебя. На самом деле, это сводило Чарли с ума. Хотя она никогда бы так не сказала, ведь она упряма, как мул, — он продолжает тараторить, но меня отвлекает его комментарий о Чарли.
Ее имя. Моя ревность. Нет, не поддавайся.
В комнате тишина. Черт, придумай что-нибудь, хоть что-нибудь!
Эрик закрывает рот рукой, как пятилетний ребенок, которого поймали за бранным словом: — Прости, я не хотел говорить о Чарли. Я понимаю, что это может быть больной темой для тебя.
Больной темой? Больше похоже на открытую рану, в которой все еще сидит пуля: — Все в порядке. Как она поживает?
— Я, эм… ты действительно хочешь знать?
— Все хорошо, Эрик. Она живет дальше… Я понял.
— А ты?
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и понимаю, что он пытается меня понять. Я не отвечаю. Я не могу набраться смелости, чтобы солгать прямо сейчас, поэтому я вообще ничего не говорю.
Эрик нарушает молчание: — У нее все хорошо, учитывая…
— Учитывая что?
Что, черт возьми, с ней не так?
— Ничего тревожного, учитывая, что она снова на взводе. От ее жажды у меня рвотные позывы. Вчера вечером это был хлеб, обмакнутый в мороженое, — он на мгновение изображает сухое дыхание.
— О, ну, да, это должно быть отстойно, верно? Моя сестра, Джози, была такой же, и посмотрите, что она родила.
Наступает тишина, и у меня возникает ощущение, что Эрик не хочет делиться с нами чем-то большим.
— Я что-то упускаю, Эрик? — спрашиваю я.
Его брови взлетают вверх: — О чем ты говоришь?
— Чарли?
Поджав губы, он качает головой: — Нет… вот и все.
Я решаю прекратить разговор, не желая, чтобы в его голове рождались мысли о моих чувствах к ней.
— Так чем вы с Тристаном занимаетесь? Я не часто с ним общаюсь, несмотря на то, что он живет здесь.
Я нахожусь на родительском посту. Странно, я знаю. Не то чтобы я не доверяла Эрику, я просто знаю, что в Лос-Анджелесе есть плохие люди, и я не хочу, чтобы Тристан был рядом с ними. Моя сестра меня убьет.
— Я показываю ему все злачные места в Лос-Анджелесе. Вожу его в спортзал… Не знаю, просто то, чем мы, молодые, занимаемся.
Я задаю вопрос прямо: — Слушай, а он употребляет что-нибудь, чтобы набрать массу?
Эрик смеется: — Тристан? О.М.Г., нет, он просто наслаждается тяжестями. Как и я… ну, не то чтобы заниматься, но есть один тренер, Митчелл, и вау! Вы бы видели его грудные мышцы. Первый класс. Я мог бы съесть с ними обед из пяти блюд.
— Слишком много информации, Эрик.
Тристан выходит из ванной в одном полотенце. Он весь мокрый. Я замечаю, что у него образовался шестипалый живот. Черт, парень становится мужчиной. Мое внимание привлекает не это, а то, что рот Эрика зияет.
Вот дерьмо.
Сердце только и ждет, чтобы случиться. У меня не хватает духу напомнить Эрику, что Тристан натурал, но я совершенно уверен, что Тристан достаточно большой мальчик, чтобы сказать ему об этом самостоятельно.
Эрик выпрямляется и подходит к Тристану: — Ладно, покажи мне эту чертову рубашку.
Я решаю оставить их наедине, так как мне нужно проветрить голову. Схватив ключи, я выхожу из квартиры с голосом Эрика на высокой громкости: — Этой рубашке место на полке с распродажей в Wal-Mart! Если ты хочешь заполучить эту птичку, тебе нужно показать свое тело.
Я слышу приглушенные голоса и решаю оставить див наедине. У меня есть более важные вещи, о которых нужно беспокоиться. И имя Эрика стало одним из них.
Я не видел ее уже две недели, желание все еще борется за первенство. Все, что мне нужно сделать, это пережить еще одну ночь, шаг за шагом.
И не обращать внимания на тот факт, что ее муж, если верить СМИ, находится на Манхэттене.
Она совсем одна.
Соблазн, от которого трудно удержаться.
Седьмая глава
Единственное, что мне нравится в жизни в Калифорнии, помимо теплой погоды, это то, что, куда бы вы ни пошли, вы всегда найдете что-то новое. Иногда это новая закусочная, новый книжный магазин, а может быть, просто новое место, где можно посидеть и поразмышлять.
Когда я впервые оказался здесь, то наткнулся на это место, когда заблудился, направляясь на встречу. Встреча проходила в доме моего босса — особняке в Бель-Эйр, который стоил чертовски много денег. Помню, как я отогнал машину в сторону, пытаясь набрать свое местоположение в Гугле, но почти ничего не вышло, и, расстроенный, я уже собирался выбросить свой чертов мобильник в кусты, когда заметил открывшийся передо мной вид.
Это была ферма, расположенная за кучей деревьев. На широком пространстве паслись прекрасные лошади. Их потрясающие гривы блестели в лучах утреннего солнца. Это было живописное место, спрятанное в укромном уголке холмов. Я сидел там, завороженный тем, как они взаимодействуют друг с другом. Я не большой любитель животных, но впервые в жизни я был так очарован красотой этих существ, что не успел опомниться, как просидел там больше часа, наблюдая за ними, и нелепо опоздал на встречу.
Я дважды возвращался туда в самые тяжелые моменты, и я знаю, что желание посетить это место зовет меня и сейчас. Я смотрю на часы и вижу, что уже пять. Уже несколько часов бесцельно брожу по улицам без какой-либо цели. Сейчас уже слишком поздно отправляться куда-то, поэтому вместо этого я нахожу себе тихое маленькое кафе.
В этот уязвимый момент меня охватывает знакомое чувство одиночества. Чувство одиночества, нелюбви, осознания того, что «никто не думает о тебе сейчас». Никто не откроет дверь, когда ты придешь домой, не бросится в твои объятия, не скажет, как сильно по тебе скучал.
Некому посмотреть тебе в глаза и почувствовать, как их взгляд проникает в каждую частичку твоей души.
Я закрываю глаза. Лужицы карих глаз смотрят на меня. Зовут меня. Умоляют меня спасти их.