Заметка для себя: всегда носи платья.
Он уже твердый и входит в меня без предупреждения, а я отталкиваюсь, адреналин бежит по мне, когда он продолжает трахать меня, когда любой может войти. Острые ощущения от того, что меня поймали, усиливают мое возбуждение, и мое тело движется вместе с его телом, проталкиваясь в него еще глубже.
— Я не могу и дня прожить, не трахая тебя. Это слишком тяжело. Ты нужна мне, Адриана.
— Ты мне тоже нужен, — громко стону я.
Его хватка крепнет, почти причиняя мне боль, и его движения ускоряются. Он прижимается губами к моему уху и требует войти в меня. Я киваю, но он хочет, чтобы я произнесла эти слова.
Я не говорю, я умоляю.
Боль внизу распространяется по мне, и я сжимаюсь от удовольствия, кусая его руку, чтобы не выкрикнуть его имя. Он хочет, чтобы мы были синхронны, с чем мне всегда трудно справиться, но когда его волшебные пальцы скользят по моему набухшему клитору, я кончаю быстрее, чем вы успеваете сказать «святой трах».
Он поправляет мою юбку и целует мое плечо, пока я контролирую свое дыхание. Я поправляю волосы в зеркале на стене и расправляю платье, когда раздается звонок. Я жестом велю ему замолчать и оставаться на месте. Когда я возвращаюсь в магазин, мое сердце вылетает из груди и падает на пол, когда я вижу своего брата, стоящего за кассой.
— Лекс, — почти кричу я, — Что ты здесь делаешь?
— Почему ты выкрикиваешь мое имя? Я не глухой, — отвечает он.
— Извини, шумный кондиционер сзади. Итак, что ты здесь делаешь?
Веди себя спокойно. Не проявляй никаких признаков паранойи.
— Я хотела поговорить с тобой о сегодняшнем вечере. Вы всегда оставляете магазин без присмотра?
— Нет, придурок. Кэсси должна была где-то быть, а мне нужно было кое-что пересчитать в подсобке, и, кроме того, у меня есть дверной колокольчик.
— Точно. Так что насчет сегодняшнего вечера. Это же не гребаная вечеринка драг-квин опять, да?
— Шемалы, а не драг-квинс. Эрик обещал, что это не так, — отвлекаюсь, складывая перед собой одежду, но это кажется бессмысленным, так как сперма Джулиана сочится по моему бедру. Во что я ввязалась? Почему вагина не может быть похожа на венерианскую мухоловку, которая, попав в ловушку, захлопывается. Это просто неудобно, а передо мной мой брат. Я перевожу взгляд на свои руки, так как они начинают краснеть.
— Итак, я ухожу. Шарлотта может переждать бурю.
— Неважно. Ты продержишься час, прежде чем любопытство возьмет верх, и ты начнешь нести свою чушь про «я скучаю по жене».
Мне нужно заканчивать этот разговор, но Лекс устраивается поудобнее, опираясь рукой на скамейку, и достает свой мобильный, чтобы что-то напечатать. Беспокойство овладело мной, и вдруг температура в комнате стала удушающе жаркой.
— Ну, я не часто видел ее на этой неделе: я летал в Нью-Йорк, а она помогала Никки с этим незавершенным делом. Не слишком ли много я хочу провести время с женой?
— Э, нет... — знаю, что Джулиан слышит все это, и я не слишком уверен, о чем он сейчас думает. Будет ли он раздражен? Разозлится? Последнее, чего я хочу, это ввязаться в очередной спор, когда между нами все прекрасно.
Я вижу, как лицо Лекса озаряется, а его губы расширяются в улыбку.
— Что смешного? — спрашиваю я.
Он продолжает печатать: — О, ничего.
— Неважно. Покажи мне! — все как в детстве. Он знает, как нажать на мои кнопки, и я ненавижу, когда он прячет вещи от меня. Классический пример: когда ему было четырнадцать, я думала, что он проносит в дом батончики Wonka в коричневом бумажном пакете, когда мой отец запретил все сладости на месяц после того, как мы с Лексом случайно помыли его бумажник в рамках работы по дому. Я клялась, что он проносит конфеты, и умоляла его поделиться ими со мной. Он всегда отказывался, и вот однажды я примчалась домой после школы и устроила облаву в его комнате, обнаружив там только последние журналы Penthouse.
Но почему-то я так и не усвоила урок ни тогда, ни сейчас, попросив его показать мне его камеру.
— Ты хочешь увидеть своего лучшего друга голой в душе?
— О Боже, Лекс! TMI! Убирайся отсюда, урод.
— С радостью. У меня жена, которая требует внимания. Увидимся вечером, сестренка, — он подмигивает.
Он выходит за дверь, а я испускаю протяжный вздох. Проходит несколько минут, прежде чем я направляюсь в подсобку. Джулиан стоит там у стены. Я знаю, что он все это слышал, учитывая, что его лицо безучастно. Ни улыбки, ни ухмылки «я соскучился по тебе».
— Прости, это было так неловко, и я знаю, что тебе, должно быть, было тяжело.
— Адриана, — ворчит он.
— Да? — бормочу я.
— Сколько раз я должен повторять тебе, что хочу только тебя? Единственная неудобная вещь в этом — это то, что я ненавижу твоего брата за то, что он нас сдерживает. Я хочу возвращаться домой к тебе и делать грязные вещи, когда захочу.
— Но Чарли и голая... — я, блядь, бредю. Почему я, блядь, говорю о том, что Чарли голая!
— Не надо. Пожалуйста.
— Но ты не...
— Сколько раз, блядь, я должен повторять тебе, что все кончено? Я не думаю о ней таким образом, — Джулиан повышает голос, вскидывая руки в воздух от разочарования, — Это должно прекратиться, ты понимаешь меня?
— Аргх, я тоже это ненавижу. Хорошо! — падаю в его объятия, отчаянно пытаясь почувствовать себя в безопасности.
Медленно он обхватывает меня руками, позволяя мне зарыться головой в его грудь. Его губы целуют мою макушку: — Мне нужно идти.
Я не позволяю ему отпустить меня, не заботясь в этот момент о том, кто зайдет к нам: — Не уходи, — умоляю я.
— У меня встреча. Я позвоню тебе позже, хорошо?
— Придешь сегодня вечером?
— У тебя же эта штука у Эрика, — напоминает он мне.
— О, точно.
— Завтра, хорошо? Мы что-нибудь придумаем. Я обещаю, — он целует меня в губы, прежде чем выйти из магазина и оставить меня одну.
Я опускаюсь на табурет, сутулясь, мысленно ругая себя за то, что я гормональная, ревнивая женщина. Иногда я понятия не имею, кто я. Как будто у меня несколько личностей, и худшая из них — ревнивая Адриана. Больше всего меня пугает то, что я никогда не знаю, что ждет меня за углом. Наши отношения — это американские горки, и я виню себя. Джулиан только и делает, что уверяет меня, что ему нужна только я, но этого недостаточно. Чего еще я хочу? Этот ноющий голос внутри меня хочет задать ему больше вопросов. Мне кажется, что он что-то скрывает, но что?
Я понятия не имею, а ревность Адрианы исчезнет, только если я выясню, что именно меня беспокоит.
Тринадцатая глава
Яблочный пирог лежит передо мной с щедрым шариком шоколадного мороженого и усыпан радужными посыпками. Это мой абсолютный любимый десерт, а также моя главная утешительная еда, когда я чувствую себя подавленной.
Радужная посыпка может легко стать решением проблемы мира во всем мире. Посыпьте ею все, и мир станет светлее. По крайней мере, так я думала, когда была ребенком.
Энди стоит на цыпочках, заглядывая через столешницу. Он нетерпеливо подпрыгивает, забывая о хороших манерах, заставляя меня доставать дисциплинарную карточку. Он выслушивает мое предупреждение. В конце концов, на кону два шарика мороженого.
Положив ему в руки миску, мама отводит его в гостиную и усаживает, возвращаясь через несколько минут.