Он отказался от нас.
Опять кто-то отказался от меня.
Двадцать первая глава
Есть что-то, что можно сказать о разбитом сердце — разбивается не только твое сердце, но и весь ты.
Разум, тело и душа.
В одиночестве я попадаю в ловушку тьмы, заглушаемая болью, которая кажется мне такой знакомой. Мое сердце может быть разбито и покрыто шрамами, но теперь раны открыты, и я истекаю кровью.
Я ничего не вижу.
Я ничего не хочу.
Мне холодно и одиноко, нет ни тепла, ни света, который мог бы направлять меня.
Неважно, сколько раз я это испытывала, время не дает мне ни мудрости, ни сил, чтобы справиться с ситуацией лучше. Я должна быть профессионалом в этом деле. Я испытала больше боли, чем когда-либо мог себе представить. И все же я здесь, опустошена, слаба и едва могу дышать.
Каким-то образом я оказалась у Эрика, закутавшись в тяжелое шерстяное одеяло, в одной из его белых хлопчатобумажных рубашек. Вместо того чтобы дать мне поспать, что кажется невыполнимой задачей, Тристан и Эрик устраивают вечеринку жалости рядом со мной, пытаясь уверить меня, что все образуется, и что у Джулиана была тяжелая ночь.
Бурная ночь или бурная жизнь?
Я не вижу смысла, и каждое решение, которое я приняла с того момента, как вошла в группу поддержки, преследует меня. Должна ли я была предвидеть это? Неужели я настолько доверчива? Но даже после того, как я задаю себе эти вопросы, есть одна вещь, которая выделяется больше всего — он сказал, что любит меня.
Мои глаза начинают опускаться, я подозреваю, что Эрик подсыпал что-то в китайский чай, который он заставил меня выпить, и сон зовет меня.
Сон — либо мой друг, либо мой враг.
Сегодня он мой друг.
***
Я открываю глаза и встречаю яркий свет, заливающий всю идеально обставленную комнату. Солнце греет меня во всей своей красе, напоминая, что наступил новый день и начинается новая жизнь. Скажите мне, что это кошмар? Моя надежда рушится, когда я вижу рядом с собой свой костюм и сердце, которое беспомощно лежит на полу, разбитое на миллион кусочков.
В квартире тишина, не слышно голосов. Мой сотовый рядом со мной показывает семь, и, к сожалению, на экране нет ни сообщений, ни звонков, заставляя мое тело снова опуститься на подушки. Мои глаза болят, я закрываю их на мгновение, чтобы почувствовать облегчение, но в ту же секунду мое зрение пустеет, и лицо Джулиана преследует меня.
И нож все глубже вонзается в меня.
Эрик и Тристан входят через парадную дверь, одетые в спортивную форму, неся белый бумажный пакет. Они оба сочувственно улыбаются мне, но мне нечего дать им в ответ. Тристан присаживается на край дивана, достает бублик и протягивает его мне.
Я качаю головой, отказываясь.
— Адриана, ты не можешь так с собой поступать. Ты уже как палка, — умоляет меня Эрик.
Я тупо смотрю на него.
Тристан подносит бублик к моему рту и умоляет глазами откусить кусочек. Я вижу только Джулиана — его волосы, его челюсть, и то, как морщатся его глаза, когда он улыбается. Я откусываю, но только один.
— Теперь позвольте мне рассказать вам о моей тете Пэтти, — говорит Эрик, — Они были женаты двадцать лет, и муж бросил ее ради ассистентки стоматолога. Застукала его в кресле с двадцатилетней девушкой, которая использовала этот отстойный стоматологический инструмент на его ванге.
— Что? — восклицаю я, на мгновение выныривая из своего уныния.
— Эрик, как это может помочь сейчас? — жалуется Тристан.
— Он был твердым? Нет, подожди, тупой вопрос, ты говоришь о той штуке, которую кладут в рот и которая отсасывает слюну?
Тристан качает головой: — Это ведь не тот дантист, к которому ты заставил меня пойти в прошлом месяце?
— Конечно, нет. Его бизнес где-то во Флориде. И да, Адриана, эта штука с компрессором. Так вот, как я уже говорил, она поймала его с поличным. По словам тети Пэтти, его член был таким крошечным, что она удивилась, как его не засосало и не смыло в канализацию.
Тристан ухмыляется нам обоим: — Опять же, как это может помочь сейчас?
— Она сбросила около сотни фунтов и выглядит потрясающе. Я просто пытаюсь сказать, что иногда плохая ситуация может обернуться чем-то хорошим.
— Я все еще пытаюсь понять, где в этой истории что-то хорошее? — Тристан нахмурился, сделав глоток своего сока.
— О! — смеется про себя Эрик, — Я забыл упомянуть, что в качестве расплаты она начала трахаться с лучшим другом своего мужа, а этот новый парень был подвешен как лошадь. Он занимался этим, пока коровы не пришли домой.
Мое горло издает странное бульканье, и я понимаю, что это смех пытается вырваться наружу.
— Эрик, что это с твоим сексуальным сравнением с животными на скотном дворе?
— Адриана, ты еще даже не слышала начала, — предупреждает Тристан.
— Послушай, ты смеялась, немного хихикала. Это пройдет само собой, хорошо? Просто береги себя и Энди, — напоминает мне Эрик.
Я киваю с небольшой улыбкой, благодарная за дружбу Эрика и Тристана. Эрик переходит на мою сторону и протягивает мне оставшийся рогалик. На этот раз я съедаю его и молча благодарю его за заботу обо мне.
Я объявляю, что собираюсь отправиться домой, после того как меня в сотый раз спрашивают, все ли со мной в порядке. Единственное, что мне сейчас нужно больше всего на свете, — это мой сын.
"***
Сидя на диване, я нажимаю кнопку воспроизведения на DVD, а мы с Энди, прижавшись друг к другу, смотрим фильм «История игрушек 3». Мэри Джин только что ушла, чтобы вернуться домой, пообещав вскоре снова навестить нас. Прижав малыша к себе, я нюхаю его волосы, пока он не отталкивает меня. Энди никогда не любит разговаривать во время просмотра фильмов, он внимательно смотрит глазами и смеется по команде. Энди обожает «Историю игрушек» и будет подпрыгивать каждый раз, когда услышит свое имя, и говорить: — Мама! Это мое имя!
Я смеюсь, когда Кен украшает экран своей ультрасовременной модой, что, конечно же, смущает Энди. Приятно дать своему разуму передышку, но она недолгая, так как фильм подходит к концу. Я начинаю реветь как ребенок от того, что персонаж Энди поступает в колледж. Что, блядь, со мной не так? Это всего лишь чертов фильм.
Энди заснул у меня на руках. Я беру его на руки и несу вверх по лестнице. Внутри его комнаты я кладу его на кровать, укладываю его. На цыпочках я добираюсь до своей комнаты и, чтобы помучить себя, проверяю мобильный. Ничего. Забираюсь в постель и падаю головой на подушку. Сон кажется таким хорошим сейчас, и только когда я думаю, что это решение моих проблем, мое тело неожиданно вздрагивает, и рыдания нарастают в моей груди.
Сегодня ночью я плачу в подушку.
На этом первый день закончен.
На второй день я — человек-робот.
Все идет своим чередом, днем перехожу в режим мамы, занимаюсь Энди и кое-какой работой в бутике. Я не перестаю думать о нем весь день. Я сильная. Я должна отдать себе должное. Кому вообще нужен мужчина? Ладно, немного переборщить и нагуглить клубы первых жен в Лос-Анджелесе кажется немного безумным и очень «я женщина, услышьте мой рев». Может, я и женщина, но я перестала реветь где-то после того, как Энди уснул. Я чувствую, как закручивается знакомая спираль, и как раз в тот момент, когда я достаю треники, Эрик стоит у моей входной двери, одетый в свою шикарную пижаму за тысячу долларов.