Джулиан: Ты никогда не догадаешься, что меня заставили сегодня есть… кенгуру. С какой стати они подают животное, которое является частью их национальной эмблемы?
Я смеюсь над его текстом и нажимаю на кнопку вызова. Раздается странный гудок, ставший уже вполне привычным, и через несколько мгновений он берет трубку.
— Привет, ты, — тепло приветствует он меня.
— Тебе с кетчупом или с коалой? — шучу я. шучу я.
— Нет, они подают его с овощами, но позвольте мне сказать, что в следующий раз я любезно откажусь, — делает паузу на мгновение, — Как все прошло с Энди сегодня?
Мы с Джулианом общаемся почти каждый день, иногда даже дважды в день. С того момента, как он уехал, не было ни одного дня, чтобы я не поговорила с ним или не написала ему. Я все еще жду звонка от своего оператора связи с вопросом о необычной активности на моем мобильном.
Он знает, как я нервничаю по поводу сегодняшнего дня после моего мини-срыва вчера вечером. Мы проговорили два часа обо всем этом, и к концу он успокоил меня настолько, что я смогла поспать несколько часов.
— Это было отстойно, но с этим покончено. До следующего года.
— Мне жаль это слышать. У меня нет отца, я знаю, каково это. Выше нос, хорошо? Может быть, тарелка кенгурятины поднимет тебе настроение сегодня вечером? — он смеется.
— Мерзость. Я вежливо откажусь. Я лучше пойду, у меня обед. Напишешь мне вечером?
— Я сегодня буду на писательской конференции, но напишу, когда вернусь, — снова пауза, и в этот момент мое сердце замирает в ожидании чего-то, слов, которые отправят бабочек в хаотичное блаженное безумие.
— И Адриана…
Бабочки набирают обороты, когда мое имя слетает с его языка. Боже, как может простое произнесение моего имени повлиять на меня таким неописуемым образом?
— Да, — мой голос трещит от предвкушения.
Мое ухо приклеивается к наушнику, когда я ненадолго закрываю глаза и сосредотачиваюсь на его дыхании. Оно неровное и быстрое. Мое горло пересыхает, когда я отчаянно жду, когда его чувства соединятся с его голосом.
— Я скучаю по тебе, — тихо добавляет он.
Я улыбаюсь, и мое тело сразу же расслабляется: — Я тоже скучаю по тебе.
Мы вешаем трубку, и я неохотно возвращаюсь в ресторан с самой большой улыбкой на лице, которую, кажется, невозможно скрыть. Чарли и Эрик горячо спорят, но останавливаются, как только я сажусь. Чарли наблюдает за мной, ожидая, что я что-то скажу, но, чтобы досадить ей, я сижу и молчу. Очень не похоже на Адриану.
— Все в порядке? — спрашивает она с любопытством.
— Да, все в порядке, желейный боб, — отвечаю я с ухмылкой.
Плач Эвы отвлекает Чарли. Она говорит нам, что собирается переодеть Эву в уборной, и быстро оставляет меня наедине с Эриком. Эрик прикусывает язык, ожидая, пока Чарли отойдет от нас на достаточное расстояние.
— Адриана, посмотри на себя, — дразнит он с восторгом.
— Что? Шпинат в моих зубах?
Он смеется: — Нет, милая, ты счастлива.
— Эрик, не сейчас, пожалуйста. Мы говорили об этом.
— Я знаю. Ничего нельзя говорить Чарли или Лексу. Или Кейт. Или Никки и Рокки. Никому! Но ты не сможешь скрывать это вечно.
Ну, да.
— Эрик, я быстро, пока Чарли не вернулась. Я долго и тщательно обдумывала кое-что…
Он ждет в предвкушении, потирая руки.
— Я хочу поехать в Сидней.
— Святые угодники, — задыхается он, — Надолго?
— Я думаю, может, на неделю. Только на презентации его книги.
— Ты понимаешь, что это не просто прыжок в машину, и я буду там через час?
— Да что ты, Шерлок! Это всегда было моей мечтой — открыть бутик в Сиднее, и я изучала коммерческую недвижимость, так почему бы мне не убить двух зайцев одним выстрелом?
— Это официальная история, которую ты расскажешь Лексу и Чарли?
— Эрик, не начинай, — моя улыбка колеблется, пока я склоняю голову, прыгая туда-сюда между счастьем и чувством вины, — Это и так тяжело.
— Я знаю это, Адриана, но, девочка, ты не можешь скрывать это вечно, — он делает паузу, затем кладет свою руку на мою, — Выпустишь ли ты кота из мешка сейчас или через несколько месяцев, приготовься к самой большой буре дерьма из всех святых бурь дерьма, которые когда-либо были на этой земле. Мы говорим о том, чтобы построить свой ковчег сейчас, потому что даже Ной смотрит вниз и говорит: «Срань господня, тебе крышка».
Моя кровь начинает кипеть от гнева, но я пытаюсь успокоить себя. Это не вина Эрика. Я большая девочка, и я знаю, что произойдет, когда об этом станет известно. Если кто и виноват, так это я.
— Ну, сейчас я не знаю, что происходит. Я просто хочу поддержать его, — делаю большой глоток воды, чтобы немного успокоиться, в комнате стало жарче, чем обычно, — Эрик, это может ни к чему не привести, так зачем раскачивать лодку?