Однако ничего интересного на дороге не происходило. Может, и бросился Артём на подмогу, но разглядеть его в потоке машин я не смогла. Впрочем, Тёма профессионал. Его погоню преступники не должны засечь раньше времени.
Вот сейчас мы попадем в пробку, и будет амбалам полное "ага", как в старой-престарой песне про красногвардейцев, где "пуля пролетела, и ага". Такое же "ага" ожидает и моих похитителей. Только без пули. Артём подбежит к джипу, откроет дверцу, ударом кулака отправит в нокаут водителя. Потом доберется до амбалов, зажавших меня сзади. Вмажет шпионское "ага" одному, вмажет другому, вытащит меня, и поедем мы с ним в загс, где нас уже заждались гости.
Артём и нокаут? Сомнительно. А уж справиться с двумя амбалами сомнительно вдвойне. Он-то у меня, конечно, профессионал, всяким-разным приемчикам обучен. Но на фоне амбалов Тёма выглядит довольно хилым. Вернее, слишком интеллигентным: настоящий гэбэшник должен скрывать истинную сущность под обманчивой внешностью.
Неважно. Все равно он будет не один. Наверняка с ним в машине едут друзья, такие же профи, хоть по их виду так и не подумаешь. И у каждого из них, в том числе и у Тёмы, тонкого и интеллигентного, имеется фирменное "ага" для неприятеля. Их же этому в первую очередь учат в секретном училище. Главное, чтобы догнали. Наконец-то будет толк от вечных пробок!
Суббота ли виновата, или мое личное невезение, но я жестоко просчиталась. До самого выезда из города машина неслась практически без остановок, даже светофоры каким-то загадочным образом светились только зеленым.
Амбалы по-прежнему молчали. Даже не смотрели на меня. Сидели по бокам, каждый к своему окошку отвернулся. А я посерединке. Несчастная, утянутая в плотный шелк, аки треска в чешую. И смотреть можно только вперед, если хочешь увидеть хоть что-то, кроме крепких смуглых шей похитителей и безликого водителя.
Как ни претило это моему самолюбию, а пришлось заговорить с ними первой.
— Ну и куда вы меня везете, господа?
В последнее слово я вложила такой сарказм, что распоследний идиот бы понял, что это никоим образом не уважение, а очень даже напротив.
"Господа" даже не взглянули на меня. Поняли, что мои слова — тонкая издевка.
А когда выехали за пределы города, машин сзади осталось так мало, что среди них я обязательно должна была засечь погоню. Но я ничего не заметила. Чуть шею не свернула, так вглядывалась. Попробуйте оглянуться назад, сидя между двумя "шкафами" на заднем сиденье авто!
В душе заворочался червячок сомнения: а спасет ли меня Артём, хватит ли ему для этого профессиональных навыков? Практики-то у него маловато, все больше в интернете преступников отслеживает, по IP-адресу.
Тоже мне, спецагент! У него невесту уводят, а он!..
Настроение резко испортилось. Хотя оно и без того давно уже было не безоблачным.
До самого последнего мгновения я не понимала, куда меня везут. Даже когда машина въехала на пригорок, окруженный лесом, когда на самом верху показался дом не дом, крепость не крепость, даже тогда ничего не поняла. А потом меня ввели в залу. Иное слово здесь не подходит, именно залу: просторную, с колоннами и лепными вензельками по карнизу. Вот тогда я и вздохнула с облегчением.
Никакое это ни похищение! Нужно доверять первому впечатлению. Розыгрыш. Шутка.
Никаких уси-пуси. Все просто: "Даю тебе час на размышление".
Мда. Лёшка не романтик. Впрочем, это она знала давно. Наверное, для семейной жизни так полезнее: на одном голом романтизме долго не протянешь. В таком случае, с Лёшкой голодное будущее ей не грозит.
Какое-то время Наташа пыталась мыслить трезво. Лёшка прав — она должна хорошенько все обдумать, чтобы потом не было никаких "Извини". Но для того, чтобы обойтись без "Извини", она должна его любить. А ей с ним целоваться противно.
Парадокс. Казалось бы, целоваться всегда приятно. С кем-то лучше, чем с другими, но приятно во всех случаях. Лёшка продемонстрировал: кое-когда поцелуи могут быть пыткой.
То ли тонкие его губы виноваты, то ли сам он — этого Наташа не могла понять. В сущности, какая разница? Главное результат. Которого не то что не было — уж лучше бы так. Результат был, но резко негативный. Боль она испытывала не только во время поцелуя — губы болели еще несколько дней после. Чтобы такого добиться, нужно засасывать их с силой мощного пылесоса. Но она же не мусор!
И не мазохистка. Кто-то, может, и получил бы от такого мытарства удовольствие, но не Наташа. Такое впечатление, что у Лёшки в графе "отношения с женским полом" стоит длинный, во всю жизнь, прочерк. Как тогда, в первую их встречу, боялся к ней прикоснуться, так и теперь боится.
Вернее, не совсем так. Боялся. Боялся до 2 мая.
Когда Наташа пришла к нему в гараж — с корыстными, признаться, намерениями — он стал чуточку смелее. Может, не то что смелее, а настойчивее. Однако на качестве поцелуев это, увы, не сказалось.
А теперь она должна ответить ему "Да" или "Нет". Всего-то.
Что такое Лёшка? Лёшка — это уверенность. Не стоит сомневаться — Лёшка безусловный однолюб. Поэтому всю жизнь Наташа будет уверена в его преданности.
Кроме того, Лёшка — это обеспеченная семья. Парень деревенский, кровь с молоком, никакой работы не чурается. Этот вцепится зубами в единственный шанс — если только он ему выпадет. И уж, конечно, ради единственной своей женщины сделает все, только бы ей было хорошо. В двадцать — мотоцикл. В тридцать машина. В сорок дача. К пенсии — большой дом, полный внуков.
Мда.
Это, надо полагать, играет на "Да".
А что на "Нет"?
Лёшка не умеет целоваться.
С чего начали, тем и закончили. Опять все сводится к поцелуям. Ну не целоваться же она за него замуж идет! Замужество — нечто большее, чем поцелуи.
Да уж. Замужество — это не только поцелуи, но и секс. Настоящий. О котором Лёшка, возможно, не имеет ни малейшего представления. Если он так целуется — не хочется даже представлять, как он любовью занимается. Руки-крюки!
Руки-крюки?
Наталья рассмеялась бы, если бы не… Если бы не его руки.
Что-то неуловимо изменилось. Она сама не знала что. Но Лёшка с некоторых пор стал другим. Уже не Лёшка. Лёша.
Он всего-то провел рукой по ее волосам, коснулся ушка — этого ей хватило, чтобы понять: Лёшка вырос. Нет больше прежнего Лёшки. Есть Лёша. Взрослый. Новый. Другой. И руки у этого другого другие. Совсем уже не корявые, как раньше. Это Лёшка не обнимал — царапал. А Лёша умеет одним прикосновением отправить женщину в долину грез. Вот тебе и руки-крюки.
Теперь в его руках можно разомлеть. В его руках можно утонуть. Нет, он не позволил бы Наталье утонуть. Его руки спасли бы ее из любой бездны.
Но ты же сам стал бездной, Лёшка! Прости — Лёша. Взрослый, настоящий. Лёша.
Ну что? Народ для разврата собрался?
Наталья прислушалась к себе. Собрался. Никаких сомнений. Тогда поехали.
Розыгрыш. Я же говорила, все это розыгрыш! В таком красивом месте мне априори не может ничего угрожать.
Это мне сразу так показалось. Потому что опять же красота — страшная сила. Даже если красива не женщина, а дом. А домик и впрямь знатный. Классный домик. Избушка такая. Без курьих ножек. Зато в лесу, хоть и не глухом. Природа вокруг — просто ух! И домик сказочный.
Эк меня на лирику потянуло. Но тягу к прекрасному в моей душе убили все те же амбалы. Я-то, наивная, размечталась: сейчас меня встретят хлебом-солью, хороводы вокруг невесты водить станут.
Не было ни каравая с лепными колосьями по ободку, ни восторженных неземной моей красотой гостей. Меня, всю такую красивую, такую всю невесту, запихнули в какую-то комнатку. Пусть не особо агрессивно, но и не сказать что ласково.
Дверь за амбалами тотчас захлопнулась. Можно было не проверять, но я все же подергала ее для верности. Так и есть, заперто.
Жаловаться на плохие условия было бы нечестно: мягкий диван, уютные кресла, журнальный столик, Эдвард Григ для души. Приятно, что похититель учел мой вкус. "Пер Гюнт", "Утро". "Утро", это хорошо. Лишь бы после него не последовала "Смерть Озе". В таком случае плакала моя красота вместе со сверхсложным макияжем: на эту музыку я неизменно реагирую гремучими слезами. Что-то такое она во мне вызывает. Еще не знала названия, уже прочувствовала веяние смерти. Но несмотря на загробные нотки, музыка безумно красивая.