Затем я увидел, что наш пароход окружен десятью-двенадцатью лодками и в них сидели турки в военной форме, а вместе с ними было несколько штатских, по-видимому, русских. Затем мимо нашего парохода медленно прошел другой небольшой пароход, на нем была группа штатских и военных — человек десять, и все они в бинокль смотрели на меня. Я понял, что дело что-то неладно. В то же время с одной из лодок, окружавших наш пароход, к нам подъехал какой-то военный турок. Никого на палубе не было, и я спустил лестницу. Турок ушел в каюту помощника капитана, а я пошел в свою комнату. Через несколько минут ко мне пришел взволнованный, бледный помощник капитана — англичанин. Он сообщил мне, что турецкая полиция требует моей выдачи.
Я спросил, что же он хочет делать со мной? Он ответил мне, что это все зависит от капитана, а он на берегу.
Вскоре приехал на пароход, тоже взволнованный, капитан и сообщил, что на берегу ему предлагают десять тысяч франков за то, чтобы он ссадил меня в лодку. Капитан посмотрел на меня и с гордостью сказал:
— Я им ответил, что здесь, — он показал на пароход — Англия, и арестовать вас здесь никто не может!
Помолчав немного, он добавил:
— Я — джентльмен!
Он сейчас же записал меня матросом на пароходе, одел в матросскую форму и засадил в трюм, где лежали мешки с хлебом.
На пароход приходила целая комиссия от имени русских и турецких властей; она, очевидно, хотела видеть меня, но не нашла. Долго они спорили с капитаном, грозили, что не выпустят парохода из Константинополя, что будут в него стрелять, если он пойдет… Уговаривали, предлагали деньги, но упрямый капитан твердил:
— Здесь Англия! Не могу! Я — джентльмен! — и т. д.
Поздно вечером наш пароход однако отпустили, и только тогда капитан выпустил меня из трюма и позволил быть в каюте. Но около дверей каюты был приставлен матрос, ему было приказано не выпускать меня из каюты и ко мне никого не впускать.
Дело в том, что под предлогом осмотра ночных фонарей турецкая полиция поместила на пароходе какого-то своего человека, в высшей степени подозрительного на вид. Это был Бинт, агент Рачковского, как он мне об этом недавно рассказывал. А за нами, не отставая от нас, шел какой-то другой пароход. Капитан предполагал, что этому человеку дано было поручение выбросить меня в море, а нас обоих подобрали бы на пароход, следовавший за нами.
На следующее утро, в Дарданеллах, наш пароход снова задержали. Снова явились и русские, и турецкие власти и стали попеременно то просить, то угрожать, то подкупать капитана, чтобы он высадил меня к ним в лодку. Капитан вызвал местного английского консула и в его присутствии предложил составить протокол о задержании парохода.
Тогда, наконец, наш пароход оставили в покое, и его покинул также подозрительный субъект, посаженный к нам в Константинополе. Мы благополучно вышли в открытое море.
Когда мы приехали в Лондон, мы узнали, что наша история в Константинополе в Англии была уже известна из телеграмм и вызвала в печати и в обществе огромнейшую бучу.
Англичане, между ними были члены парламента, а затем члены русской колонии, среди них был Волховский[37] (Степняк[38] в то время был в Америке), дали в честь капитана обед и благодарили его за мое спасение.
Через несколько дней из Софии приехал мой хороший знакомый, русский эмигрант, инженер Луцкий[39]. По требованию русских властей турецкая полиция схватила его на улице и сейчас же на лодке доставила на русский пароход. Луцкий был увезен в Россию, но там его скоро освободили, потому что выяснилось, что он был выдан без всяких оснований, власти арестовали первого попавшегося им под руки эмигранта.
С приездом в Лондон для меня тогда началась самая глухая пора моей эмигрантской жизни.
Конец царствования Александра III был трудными годами для всех нас, русских, и в России и за границей. Реакция придавила всех. Не было ни активной революционной борьбы, ни каких-нибудь серьезных общественных выступлений. Наступило время маленьких дел.
…В Лондоне в те годы у меня была еще одна роковая в моей жизни встреча. Истинное значение ее мы поняли только лет через семь-восемь.
В 1893 году в Цюрихе, в квартире студента Гранковского, я встретил молодого человека, сына предводителя нижегородского дворянства, Льва Бейтнера, бывшего гвардейского офицера, пажа, товарища молодого студента Кузнецов[40], сына нижегородского миллионера Аф. Аф. Кузнецова, кто потом был членом второй Государственной Думы. На следующий день Бейтнер должен был ехать в Россию по личному делу, но Гранковский и другие давали ему революционные поручения, между прочим, к этому Кузнецову. Сколько я помню, я тоже просил передать в Россию Кузнецову «Свободную Россию», и на словах сказать о необходимости активной революционной борьбы во имя умеренных политических требований.
37
Волховский Ф. В. (1846–1914). — Будучи студентом Московского университета, в 1867-68 гг. организует вместе с Г. Лопатиным. «Общество по закупке и распространению дешевых книг среди народа» (так называемое «Рублевское общество»). За это его арестовывают, держат, не предъявляя обвинения, семь месяцев. В 1869 г. его в качестве служащего московского книжного магазина Черкасова снова арестовывают и привлекают по нечаевскому делу. Просидев более двух лет в московских тюрьмах, а затем в Петропавловской крепости, его освобождают, как оправданного по суду. Присоединился к кружку чайковцев и в 1872 году едет в Одессу, где организует отделение кружка чайковцев. Будучи привлечен по делу 193-х (о пропаганде), отделался ссылкой на поселение в Тобольскую губернию. В 1881 г. получил разрешение поселиться в Томске, откуда в 1889 г. бежал за границу, поселясь в Лондоне. Здесь участвовал в создании издательства «Фонда Вольной Русской Прессы». После образования партии социалистов-революционеров в 1902 г. вступил в ее ряды, что отнюдь не мешало ему, подобно Кравчинскому и др., проявлять определенно либеральный уклон.
38
Кравчинский С. М. (Степняк) (1850–1895) — литератор. Автор пропагандистских сказок и революционных романов. Выдающийся участник революционного движения 70-х гг. Прослужив около года офицером в провинции, вышел в отставку, поступил в Лесной институт. Одновременно примкнул к кружку чайковцев (в 1872 г.), ведя пропаганду среди рабочих, а в 1873 г. — пионер «хождения в народ». В 1874 г. Кравчинский бежал за границу и там участвовал в герцеговинском восстании против турок (в 1875 г.) и в попытке группы анархистов поднять восстание бедноты в провинции Бенвенто в Италии (в 1877 г.) В период между этими восстаниями Кравчинский приезжал в Россию, принимал деятельное участие в ряде дерзких побегов заключенных революционеров из тюрем. В 1878 г. Кравчинский участвует в создании нового подпольного издания «Земля и Воля» — органа возникшей организации того же имени. В сентябре 1878 г. Кравчинский по поручению организации ударом кинжала убивает среди бела дня на улице шефа корпуса жандармов Мезенцева. После того Кравчинский снова уезжает за границу и более не возвращается в Россию. В 1895 г. трагически умер в Лондоне, случайно попав под поезд.
39
Луцкий Вл. — эмигрант. Инженер. Служил в Южной Болгарии, в городе Пасарджике. Сочувствовал народовольцам.
40
Кузнецов А. А. род в 1875 г. Член 2-й Государственной Думы. После окончания средней школы в Нижнем Новгороде учился за границей в Цюрихе. Впервые арестован в 1895 г. за пропаганду идей социал-демократии.