Однажды, когда мы с сестрой проходили мимо ее дома, я сказал Офелии, что боюсь ведьму, а Офелия ответила, что совершенно ее не боится. И, желая доказать это, сестра зашла в ее сад и сорвала с дерева горсть вишен.
Улыбаясь, Офелия съела вишни. Но через неделю сестра в панике вбежала в дом Робинсонов и, держась за грудь, сказала, что ведьма застукала ее за воровством вишни, схватила за руку и скрипучим голосом пригрозила, что отомстит ей.
Однако ведьма не спешила с местью, поэтому через некоторое время Офелия решила опять наведаться за вишней. Тем не менее сестра заставила меня пообещать, что я буду обходить стороной эту странную женщину.
– Когда проходишь мимо ее дома, – наставляла меня сестра, – не смотри на нее и не подходи близко, даже если она позовет тебя по имени.
Я сказал сестре, что ни за что на свете не подойду к этой страшной женщине. По ночам мне стали сниться кошмары, как я ночью проник в дом ведьмы и меня окружили ее многочисленные кошки, которые встали на задние лапы и выпустили когти. Эти кошмары были такими страшными и правдоподобными, что после этого я долгое время боялся и не любил кошек. Однако не был до конца уверен в том, что эта женщина действительно ведьма. Может быть, она просто была не похожа на остальных. Тогда я не знал других белых, кроме той женщины, поэтому подумал, что, наверное, все белые люди такие.
Но, с другой стороны, моя старшая сестра была для меня в то время основным источником информации, поэтому я ей верил. И пытался сопоставить полученные от сестры и родственников сведения о нашей семье, и у меня возникало очень много вопросов.
Мне никто не объяснил, кто эта симпатичная женщина, которая иногда приходила в дом и угощала меня конфетами. Однако что-то подсказывало мне, что это важный человек в моей жизни. Может быть, потому, что она относилась ко мне с особым вниманием, хотя, конечно же, она хорошо относилась к Офелии и другим детям. Может быть, еще и потому, что мне казалось, будто мы можем общаться с этой женщиной без слов. Во время наших бессловесных разговоров мне слышалось, как она говорит мне: «Когда ты счастлив, я счастлива вдвойне». И тогда решил, что моя первая задача в этой жизни – постараться сделать так, чтобы эта женщина чувствовала себя счастливой, потому что я сам был счастлив, находясь рядом с ней. Я интуитивно догадывался, что она – моя мать, хотя напрямую никто мне этого не говорил. Внимательно смотрел на нее, отмечал и запоминал разные мелкие детали.
Эта женщина была не просто симпатичной, она была красавицей. Невысокая, при росте сто шестьдесят два сантиметра она казалась гораздо выше. У нее была светло-коричневая кожа, напоминавшая цвет кленового сиропа, из которого она готовила нам лакомство. У нее были очень сильные руки и ноги. Она могла руками разломить яблоко пополам. Это может сделать далеко не каждый, и это меня сильно удивило.
Она очень красиво и элегантно одевалась, любила красный цвет и платья с рисунком «огурцы». Часто на ее шее был завязан шарф или косынка, от чего она казалась еще более женственной. Она предпочитала яркие цвета и пышные юбки. Я бы назвал ее стиль «афроцентричным».
Мне очень нравились ее улыбка и выразительные глаза. Ее улыбку можно сравнить с ощущением света, когда открываешь в ночной тьме холодильник. Даже если холодильник пустой, он освещался внутри. Подобно этому свету, ее улыбка поднимала настроение и делала жизнь легче и радостнее.
Не помню, когда именно понял, что эта женщина – моя мать. Возможно, это произошло, когда мне исполнилось четыре года. Может быть, когда она передала мне кусочек конфеты из кленового сиропа, я и почувствовал, что это моя мать.
История нашей семьи таила много секретов. Я узнавал эту историю урывками и не сразу, а по частям, к тому же из разных источников. Историю моей матери можно сравнить со сказкой о Золушке, но за вычетом доброй феи и счастливого конца, когда Золушка выходит замуж за доброго и богатого принца. Мать была старшей и единственной дочерью из четырех детей, появившихся у Арчи и Офелии Гарднер. Мать родилась в 1928 году в местечке Литтл-Рок в Арканзасе. Ее назвали Бетти Джин. Выросла она в сельской местности в Луизиане, около городка Рейвилль, в котором проживало пятьсот человек. Ее детство было бедным. В те времена в этих местах было немало расистов. В тридцатых годах прошлого века мать и ее брат Арчи пешком ходили в школу. Мимо них проезжали на лошадях и в дилижансах дети из белых семей. Они показывали на мать и ее брата пальцами, называли их неграми и плевали в их сторону. Рассказывая это, мой дядя Арчи не мог сдержать слез.