- Вот и наш легкомысленный страж!
Рывком обернувшись, я нос к носу столкнулся с Нэльвё. И, проглотив все пришедшие на ум ругательства, зашипел:
- Какого демона вы тут забыли?!
- А какого демона ты покинул пост?! - огрызнулся он в тон мне. - Что мы, по-твоему, должны были делать?
Я глубоко вдохнул, собираясь сказать, куда Нэльвё может идти со своей заботой, но из-за его спины выглянула белокурая головка Камелии. Ярость вспыхнула легко, как если бы какой-то дурак ссыпал искры в золотистое море степных трав - и оно захлебнулось пожарищем.
- Ты в своем уме?! - злым, срывающимся на крик шепотом, начал я. - На кой ты притащил с собой ее? Ты хоть понимаешь, куда я шел и зачем?! Какому риску ты ее подверг? Да кто вам вообще дал право?..
Я захлебнулся на полуслове, как захлебываются, сорвавшись с обрыва в воду. Горло перехватило спазмом, и из него могли сейчас вырваться только короткие, задыхающиеся вдохи. Тревога накатила, пробежав ледком по затылку, рукам, спине... нет, не ледком мурашек, а настоящим: воздух вдруг вымерз до последней капельки воды, рассыпавшейся в нем, и ударил в лицо инистым крошевом.
Не замечая исказившегося лица Нэльвё, я грубо оттолкнул его. Все потеряло значение, кроме ощущения приближающейся беды.
Я не слышал ни мягких, крадущихся шагов aelvis, ни глухого перестука копыт коней, ни тихого, на грани слышимости, треньканья, с которым срывается с натянутой до звона тетивы стрела, но точно знал, что они приближаются. И выкрикнул единственное, что могло спасти нас; изменить то, что должно случиться.
Слова, впечатавшиеся в память каждого бессмертного без исключения, даже если он никогда их не слышал, даже если не знал аэльвского, уходящего сейчас в небыль:
- Atre Vie! Именем ветра!
Всадники, рвавшиеся в ночь, нам на встречу, остановились.
Ржание вставших на дыбы коней, свист спускаемой тетивы - и холодное злое касание ветра, когда одна из стрел пролетает в одном пальце от моего лица, уходя в ночь.
Я не шелохнулся и даже, кажется, не вздрогнул, за целую вечность до этого мига зная, что стрела пройдет мимо. Нэльвё и тихонько вскрикнувшая Камелия моей выдержкой не отличались. Отрекшийся грубым движением задвинул девушку за спину, не очень-то считаясь с ее растрепанными чувствами, и потянул из ножен меч. Он казался обломком лунного луча - такой же тонкий и бесконечно изящный.
- Нэльвё! - предостерегающе окрикнул я, отворачиваясь, чтобы встретиться взглядом со спешившимся бессмертным.
Жилистый, гибкий и хлесткий, как плеть. Легкий доспех - не доспех даже, кожаная куртка с нашитыми поверх металлическими пластинами - не стесняет движений. Перчатки плотно обтягивают ладони, изогнутый лук в пол его роста кошкой льнет к ногам. На поясе - перевязь с коротким мечом.
- Скажи своему другу, elli-e Taelis, чтобы он убрал меч и стал твоей молчаливой тенью, если хочет сохранить жизнь, - иронично сказал Сумеречный, замирая в шаге от меня.
Глава отряда.
- Нэльвё, - повторил я, не оборачиваясь. - Делай, что он говорит.
Злая и неразборчивая ругань стала мне ответом. На долю секунды я решил, что он не подчинится из глупого, неуместного сейчас упрямства, но тишина безвременья почти сразу сменилась скрежетом вогнанного в ножны меча.
- Так-то лучше. А теперь - к делу, - и обратился резче, жестче; голосом, в котором звенел только лед и не было ни намека на прежнюю смешливость. - Ты пришел к нам, elli-e. Что тебе нужно?
- Ответы.
Губы главы отряда искривились в улыбке. Одна из Сумеречных рассмеялась, и бусины, вплетенные в ее косы, зазвенели. В этом перезвоне не было ничего чудесного. Напротив - жуткое, пугающее. Злое.
- В самом деле? И не боишься? Скажем, шальной, пущенной с закрытыми глазами стрелы? - насмешливо, с тщательно скрытой угрозой, спросил он.
- А ты не боишься, Эдвин? Песни, которая приходит с каждым новым днем, и от которой дробятся в крошево кости, рвутся жилы, терзаются нервы? Или драконов, которые уже проснулись и рвутся из ледяного плена, срывая с себя путы давно утративших силу Слов?
A'shes-tairy оцепенел, когда я назвал его, даже не думавшего представляться, по имени - и когда прочитал и сказал то, что мучило их, став худшим из кошмаром.
- Среди вас есть сказители? - требовательно - по праву, данному Ей. Неоспоримому.
Пустое, надтреснутое, сломленное:
- Нет.
- Драконы уже проснулись, - не спрашиваю - утверждаю, но окончательно убеждаюсь только после его кивка. - Сколько еще воля прежних сказителей сможет удерживать их?
- Что тебе за дело до нас, Зарерожденный? - резко спросил Эдвин, вскидывая на меня острый, непокорный и живой, невозможно живой взгляд того, кто долго бродит по краю Бездны, зная, что каждый момент рискует сорваться вниз.
Взгляд, в котором сначала мелькнуло что-то светлое, ясное - но почти сразу сгорело в отчаянии и всепожирающей злости, удушливой, как гарь.
- Я сказитель.
- Ты и шагу не сделаешь по Жемчужным Берегам.
- Ошибаешься.
Он, прежде готовый бросить очередную злую колкость, осекся и замолчал, не сводя с меня долгого, пристального взгляда. В нем боролись неверие, усталость - и надежда.
- Ты не лжешь.
- Сколько еще воля сказителей сможет их удерживать?
- Я не знаю, - оборвал меня он. И, помедлив, все же ответил: - Королева знает.
- Я приду к ней тогда, когда будет должно, чтобы получить ответы и помочь. Передай ей.
- Передам, - процедило он. - Даю слово. А теперь убирайтесь. Немедленно. Замешкаетесь - сочту, что ты лгал, ожидая отряд Безупречного, чтобы ударить нам в спину. И тогда не надейтесь уйти живыми.
За обманчивым спокойствие слов A'shes-tairy плескалась ничем незамутненная ярость. Ни мгновения не сомневаясь в его угрозе и чувствуя направленные на меня стрелы, я развернулся, дернул за руку молчаливую и бледную от испуга Камелию и быстро зашагал прочь. Нэльвё замешкался, но последовал за нами, догнав в несколько размашистых шагов.
До самого лагеря мы шли, не проронив ни слова. А дойдя, не сговариваясь и ничего не обсуждая, стали собираться в дорогу - прочь от идущей за нами шаг в шаг смерти. Я последним вскочил в седло, оставшись гасить костер, и пустил коня стремительной рысью вслед за удаляющимися в рассветное небо спутниками.
Разговоры будут потом. Или не будут вообще - потому что то, что случилось, не касается никого, кроме меня.
***
Мы скакали все утро, сначала рассветное, серо-мглистое, туманное, потом - ослепительно яркое и солнечное, постепенно переходящее в такой же ослепительный день. Не останавливаясь, мы гнали коней на восток, не зная, но чувствуя, где лежит Арьеннес - первый город aelvis, воспетый в легендах. Говорят, его невозможно не любить, и каждый бессмертный, хоть раз побывавший в Первой розе, дарит ей частицу своей души.
Говорить было некогда - и не о чем. Солнце поднималось нам навстречу, сначала робко расцвечивая небосвод розовато-алым, а потом затопив землю рассветным золотом от края до края. Все исчезло в этом свете новорожденного дня. Все, кроме дороги, ведущей нас, и города.
Я так отчетливо видел перед собой его, сотканный из солнца и золотой взвеси, что не сразу понял, когда наваждение уступило место Арьеннесу. И это так поразило меня, что я натянул поводья, останавливая тонконогого жеребца. Кони моих спутников проскакали вперед еще с десяток шагов - и тоже замерли, остановленные седоками.
- Вот и Арьеннес, - негромко сказал я.
Место, где начнется новый путь. Наконец-то правильный - и предназначенный только мне.
***
- Приветствую вас, мой лорд, - Эрелайн склонился в поклоне - скупом; ином, чем обычно, и от лорда-правителя это выражение неприятия не укрылось.