Айори порывисто подалась вперед - и обняла ее. Прежде сердце Иришь бы замерло, пропустив удар, а теперь не сбилось с привычного хода.
Леди-правительница говорила так искренне и проникновенно, что ей невозможно было не поверить - но Иришь не верила. После сегодняшних потрясений она увидела ее как никогда ясно, словно с глаз вдруг сдернули бархатную повязку.
Сколько еще неприятных прозрений ее ждет?
Иришь вымученно улыбнулась. Больше всего ей хотелось брезгливо отодвинуться, выпутаться из кольца рук матери. К ее облегчению, она отстранилась сама. Расплела ласковые, удушающе-тяжелые, как аромат роз, объятья и ласково погладила ее по волосам.
- Уже совсем скоро приедем.
- "Скоро"? - запоздало насторожилась Иришь. - Мы не в Излом Полуночи?
- В этом нет смысла. До свадьбы остался всего день. Мы остаемся в Арьеннесе.
- День? - прошептала Иришь, отказываясь верить услышанному. - Но разве...
- Разве "что"? - холодно спросила Айори, смотря на нее с прежней жестокостью.
- Ничего.
Иришь вновь обессиленно откинулась на спинку сидения. Силы оставили ее.
Силы - и какая бы то ни было уверенность. Сумятица чувств, едва улегшись, вновь закружила ее, не давая остановиться, подумать и, наконец, решить...
Глава 5
За окном давно занимался рассвет. В комнате было темно: ни единый, даже самый робкий лучик не пробивался сквозь плотно задернутые шторы. Жарко горел камин, но растопить холод, звенящий в воздухе, морозным дыханием оседающий на волосах и леденящий кровь, не мог - как не могла поющая в его руках скрипка.
Скрипка плакала и смеялась, всхлипывала и пела под дрожащим смычком: мягко, переливчато, звонко - и резко, порывисто; с надрывом, надломом.
Плакала и смеялась вместо него.
...Пальцы жгло от впивающихся с каждой нотой струн, и боль выливалась отдельной мелодией, вплетаясь в основное звучание трели, повторяясь, дробясь. Эрелайн играл - и не мог остановиться. Губы шептали, беззвучно, молчаливо: "Пой за меня, плач за меня - прошу! Только не молчи! Потому что я - не могу, а молчать больше нет сил".
Быстрее, быстрее, едва перебирая струны, едва касаясь их в нервозных, резких движениях. Быстрее, в погоне за чем-то недостижимым, неуловимым - и от себя. Со струн срываются диссонансы, скрипка уже не поет, а вскрикивает, не плачет - рыдает, но и это каким-то непостижимым, дьявольским образом складывается в мелодию.
В дьявольскую мелодию.
Быстрее, больнее, тоньше, звонче! Пронзительнее до невозможности!
- Айн? - негромкое, мягкое, успокаивающее - едва слышное.
Скрипка вскрикивает, раз за разом, как под ударом плети. Вскрикивает, всхлипывает - и плачет навзрыд, захлебываясь, срываясь в диссонансах.
- Айн! - почти укоризненное. Шаги - тихие, глухие, тонущие в мягком ворсе ковра.
Музыка срывается в одном бесконечном крике, плаче, вое, терзая душу, разрывая сердце, пробирая - и пробираясь. Быстрее, быстрее! С анданте на аллегро! Злее, отчаяннее, еще больнее!
- Да отложи эту проклятую скрипку, наконец!
Скрипка взвизгнула не-созвучием - и оборвала ноту, захлебываясь криком. Лопнувшая струна хлестнула по лицу, обжигая щеку жарким поцелуем.
Рука со смычком безвольно упала. Взгляд такой же пустой, безвольный. Дыхание сбито, как будто он не играл - бежал. Сил совсем нет.
- Айн! - уже не злое, а спокойно-раздраженное. Рассудительное и предупреждающее. - Не перестанешь меня пугать - врежу!
Эрелайн вздрогнул. Взгляд, затуманенный, смотрящий куда-то вдаль немного прояснился и сфокусировался на друге. На лице отразилось выражение крайнего скепсиса.
- Что-что ты сделаешь? - переспросил он, как будто не услышав. В голосе, приглушенном и охрипшем после долгого молчания, прорезались знакомые ироничные нотки.
Лоир вздохнул с облегчением. Пройдя в комнату, повторил с какой-то затаенной гордостью:
- Врежу! - и упал в кресло.
- Ты? Мне? - Эрелайн с сомнением вскинул бровь. Улыбка, настоящая, радостная, без тени грусти, на секунду озарила его измученное тяжелой ночью лицо - и погасла.
Он бережно опустил скрипку на стол, с нежностью провел по ней ладонью. Побарабанил по рабочему столу, не зная, куда себя деть. И, с сомнением глянув на стул, так и остался стоять.
- Конечно! - торжественно подтвердил Лои.
- Ну-ну! - фыркнул Эрелайн. - Хотел бы я на это посмотреть!
- Показать?
- Нет, спасибо, - на этот раз улыбка вышла вымученной. - Лишаться друга сейчас было бы... некстати.
- Что случилось? - прямо и без обиняков спросил Лоир, становясь неожиданно серьезным. - Сегодня ночью, в Беллетайн. Ты так и не рассказал.
Эрелайн не вздрогнул, не изменился в лице, не ссутулился. Напротив: болезненно выпрямился. Не мужчина - натянутая струна, дрожащая от напряжения. Лицо, только что по-мальчишески лукавое, застыло невыразительной маской, прибавив ему десяток лет.
...к окну отвернулся не Эрелайн - лорд дома вьер Шаньер.
- A'shes-tairy смогли обойти стражу. Одна из них взяла леди Ириенн в заложницы и шантажировала меня ее жизнью, - сухо, коротко, безразлично. Голос вновь омертвел, из него ушла жизнь.
- Это я слышал! Но все же разрешилось. Разве нет?
- Сумеречная была столь любезна, что несколько раз напомнила о моем проклятии. А леди Ириенн слишком умна и начитанна, чтобы не понять, что A'shes-tairy имеет в виду.
- То есть она...
- Знает, - подтвердил Эрелайн. В одном коротком слове смешались и злость, и отчаяние, и обреченность.
- И?..
- У нас... состоялся пренеприятный разговор. Леди вполне определенно сказала, чем она меня считает, добавив в конце несколько слов о моей семье и о том, что Ночь преданных клятв - наше наказание. Заслуженное наказание.
Повисла гнетущая тишина.
- Но... кхм... - Лои кашлянул. - Она, кажется, еще жива?
- Жива, - Эрелайн криво улыбнулся, - но ты прав. Я почти сорвался.
- И что будет теперь? - голос Лоира нервно подрагивал несмотря на все его попытки сохранить спокойствие.
- Не знаю, - просто сказал Эрелайн, резко развернувшись. И с нервным смешком продолжил: - Не знаю. Я возвращался на бал как на смертную казнь, смиренно и коленопреклонно, - а там меня Этвор благодарит за спасение дочери! И даже не подозревает, кого благодарит!
- То есть... - Лои нервно облизнул пересохшие губы, не решаясь огласить такой желанный, но почти невозможный ответ.
- Она не сказала? Похоже, что да.
- Но это же!.. - воскликнул Лои, вскакивая с кресла, и радостно шагнул навстречу, но отпрянул, натолкнувшись на стену из свинцово-синего взгляда.
- Что?
- Ну... - смутился художник. - Значит, она не выдаст?
Эрелайн, не выдержав, рассмеялся. Но веселья в его голосе не было.
- Ириенн не будет молчать. Я уверен.
- Тогда почему она до сих пор не рассказала? - возразил Лоир. - Может быть все-таки...
- Исключено.
- Тогда почему?!
- Не знаю, - огрызнулся Эрелайн и с силой, до противного хруста, сжал ладони. Сегодня он был возмутительно не сдержан. И, глубоко вздохнув, продолжил спокойно и терпеливо: - Лои, я слышал, что она говорила. И видел ее взгляд.
- Может быть, ты ошибся? Или ошиблась она, и все еще может измениться?
- Это не тот случай, когда что-то может измениться.
- И все равно, - настойчиво продолжил Лоир, - я бы не был так уверен. Стоит дождаться завтра. Хотя бы - завтра.
- Да не будет никакого завтра! - рявкнул Эрелайн, не выдержав.
Руки нервно подрагивали, требуя хоть перо, хоть смычок, хоть меч, чтобы унять сбивчивые, перепуганные чувства. Отчаянно хотелось что-то делать, куда-то идти, что-то решать - только бы не думать, не метаться в проклятом замкнутом круге.
Так и не придумав, чем занять руки, Эрелайн засунул их в карманы. Потребность действовать - немедленно, без промедления - никуда не ушла, и он нервно заходил по комнате.