- "Передумать"! Может, еще и "простить"? Простить можно за предательство, за измену. Но за проклятье?!
- Ты преувеличиваешь.
- Преувеличиваю?! - Эрелайн сбился с шага. И резко развернулся к другу, рявкнув: - Да я преуменьшаю! Я - чудовище, Лои, и чуть не убил ее! Что здесь изменится? Что?!
- Ты сказал, что Сумеречная шантажировала тебя ее жизнью, - помедлив, тихо сказал Лоир. - Но не сказал, что было дальше. И чего она хотела.
- Мою жизнь в обмен на ее.
- И ты согласился?
- Я не имел права отказаться.
- И... что было после?
- А после, - губ Эрелайна коснулась слабая улыбка, - после взошла луна. Ириенн ушла по лунному лучу, и я смог схлестнуться с Сумеречной.
- Ушла, но дождалась тебя? Раз вы говорили? - переспросил Лоир. И, не дожидаясь ответа, быстро продолжил: - Ты готов был отдать за нее жизнь, просто потому, что должен. А потом - отпустил, дал ей уйти тогда, когда она узнала твой секрет. Разве после этого она может считать тебя чудовищем, не знающим жалости? Ведь что-то остановило ее. Тогда - и сейчас.
- Я не знаю, что остановило ее, но тогда, когда я подошел к ней, она не дала сказать мне ни слова. Я видел, я чувствовал ее ненависть, а потом, когда сорвался - ее страх. Этого ничто не изменит, - Эрелайн покачал головой. И остановился, оперевшись о стену. Ярость опалила душу, выжгла дотла, оставив только соленый привкус пепла на губах - и пустоту. - Теперь - ничто.
Разговор угас, как гаснет одинокий костер, заметенный снегом. Молчание, воцарившееся следом, не было напряженным или злым. Только холодным, снежным... потерянным.
- Я не знаю, что делать, - негромко начал Эрелайн, подняв усталый, невыразительный взгляд на друга - впервые за разговор. Губы его дрогнули в слабом подобии улыбки. - И не знаю... стоит ли?
- Что? - глупо спросил Лои, не веря услышанному. А когда понял, что Эрелайн не шутит, воскликнул: - Что значит "стоит ли"?!
- Я себя не контролирую, - легко сказал Эрелайн и улыбнулся. Так просто, как будто речь шла о сущей ерунде.
Просто, устало... беспомощно.
И добавил:
- Вообще.
- Айн, - не сводя с него настороженного, тревожного взгляда, начал Лои. - Ты же не собираешься...
- Не собираюсь, - подтвердил он. - Не собираюсь делать ничего.
И резко продолжил, раздражаясь неодобрению, мелькнувшему в травянисто-зеленых глазах:
- А что я должен делать? Нет, не так - что я могу сделать? Я не знаю, как развивается ситуация, не знаю заданных условий. Почему Иришь не рассказала обо мне? Что ей движет? Чего она хочет, ждет - или чего боится? Если она решила молчать, как надолго хватит ее терпения и что может заставить ее передумать? А если я не прав, и она все рассказала? Чего хочет Этвор? Почему он бездействует? Я не знаю. Впрочем, даже если бы знал - это ничего не изменило бы.
Всплеск чувств на мгновение всколыхнул угасшее пламя души, заставив его воспрянуть, потянуться ввысь, но почти сразу же сошел на нет. Огненные всполохи опали, исчезая в сыпуче вздыхающим под стопами пепле.
- Что я могу сделать? Бежать? - с горькой усмешкой спросил Эрелайн. - Предав, тем самым, долг, который должен нести по праву рождения? Но что тогда? Что тогда я сохраню, Лои? Себя? Себя я потерял так давно, что, кажется, никогда не имел. Жизнь? Что это за жизнь, когда нужно контролировать каждый шаг, каждый взгляд, каждый вздох, и не спать всю ночь, забываясь только на рассвете, потому что так страшно, что однажды проснусь не я, а она. Ночь, которая будет не только смотреть моими глазами, не только сжигать сердце - но и жить мной, дышать мной. Я не хочу этого, и не позволю.
- И? - хмуро спросил Лои, поджав руки.
- "И"? - повторил Эрелайн, обращаясь к себе. И, не ответив, отвернулся.
Медленно подошел к окну. Поколебавшись, сжал шторы - и резким движением раздернул их. Солнечный свет брызнул из окна, опалив взгляд сияющей белизной.
Он тяжело оперся руками о подоконник, опустив голову.
Действительно - "и"? Что ему делать?
Эрелайн поднял взгляд от блекло-серого, с искристыми белыми прожилками камня. Перед ним разверзалась бездна неба, пронизанная солнцем и светом - нежно-золотистым, мягким, рассеянным в предутренней дымке. Рассвет, совсем недавно только зарождавшийся в мглистой серости, теперь вошел в свои права.
Еще одна бессонная ночь позади. Бессонная - и худшая из всех, что он знал.
Чувства, которые еще недавно жгли его, вплеснувшиеся яростным пламенем скрипичных нот, теперь потухли. Вслед за безразличием выгоревшей дотла души накатила усталость. Хотелось лечь - и забыться тревожным сном, до полудня.
А лучше - навсегда.
...ответ, уже высказанный, но так долго не принимаемый, вертелся на языке.
Эрелайн с силой оттолкнулся от подоконника и обернулся. Ладонь мазнула по шершавому, приятно холодящему кожу камню.
- И ничего. Все будет так, как прежде. Идти с повинной я не собираюсь. Но если все узнают... что ж.
Пальцы, в такт задумчивости, забарабанили по подоконнику.
- Я не буду сопротивляться. Выбор, жить мне или нет, останется за ними.
- "Выбор"... - с горьким смешком откинулся Лои, точно слабое эхо. - "Выбор"! Ты всерьез думаешь, что они будут способны сделать его? Как повела себя леди Ириенн, узнав?
- Как? - голос Эрелайна дрогнул, но лицо осталось по-прежнему безразличным. Только усталым до невозможности. - Как с чудовищем.
- Они не будут ни выбирать, ни судить. Ты знаешь это. Стоит им узнать, как они обезумят, став чудовищами в своей жестокости.
Лои поднял взгляд - выцветший, обессилевший, как бы безмолвно спрашивающий и ждущий ответа.
Эрелайн покачал головой.
- Но ты даже не...
- В конечном счете, у меня всего два пути: захлебнуться Тьмой, потеряв себя и забыв о себе, или шагнуть на эшафот. И знаешь...
Он замолчал, на мгновение, чему-то грустно улыбнувшись, и закончил:
- Я предпочту второе.
- Всегда есть другой путь, - Лои покачал головой, зная, что не переубедит, но не желая отступать.
- Я не верю в него.
Эрелайн отвернулся, показывая, что не собирается продолжать разговор. Подошел к столу. Нежно провел пальцами по скрипке - такой теплой, живой, родной...
Звука шагов он не услышал - только легкий стук, с которым за Лоиром закрылась дверь. Сам не зная, зачем, он обернулся, провожая ушедшего друга долгим взглядом.
Опомнившись, Эрелайн качнул головой, стряхивая овладевшую им задумчивость. Бережно убрал скрипку в стоящий рядом, на столе же, футляр. Защелкнул его, подхватил и направился к двери, ведущей в спальню. Маленькую, небольшую, тонущую в свете - штор в комнате не было.
День жег, мучил его; день обещал борьбу. Ночь успокаивала, дарила любовь, утешение... и этим была гораздо страшнее невозможно-ясного дня. Поэтому в свои сны он ее никогда не впускал.
***
То же зеркало - только больше оно не дрожит в неверном свете свечей, а изменчивые тени, таящиеся в его глубине, растаяли в светлой ясности дня. Черные локоны не обнимают острые плечи ночной мглой, а собраны в высокую прическу, подчиненную строгой четкости линий. Нить жемчуга не лежит на тонкой шее - сдавливает ее. Пальцы нервно комкают кружево. Прежде ясные, льдисто-голубые озера глаз теперь укутаны дождливой пеленой.
То же зеркало, только теперь ему нечего предсказывать: время пришло, и то, что еще недавно было возможным, стало единственно-настоящим.
- Вы прекрасны, леди! - восхищенно всплеснула руками фрейлина, отходя на шаг и любуясь ей.
- Восхитительны! Вы будете самой прекрасной невестой в Зеленых Холмах!
Иришь горько поджала губы, едва удерживаясь от слез.
Да, самой прекрасной! Самой прекрасной - и самой несчастной! И как бы свадьба вскорости не сменилась трауром.
"Не сменится, - жестко оборвала она себя. - Эрелайн ничего тебе не сделает".