Разговорились и незаметно перешли на «ты». Семен рассказал, что в Питере не хватает хлеба, рабочий люд голодает. Поделился с Изотовым пайком хлеба, раздобыл две кружки с кипятком, и они устроились поужинать на подоконнике.
Подошел Степан Егорович.
— Подружились. Вот и ладно. Определяю я тебя, Иван, в наш отряд. Пойдем Зимний брать.
— Выступаем,— вскочил Семен,— с завода Эриксона отряд ушел, путиловцы двинулись.
Шурыгин положил ему руку на плечо.
— Погоди, горячка, жди сигнала.
В десять часов вечера отряд Шурыгина, состоящий из рабочих завода Лесснера и двух рот солдат Литовского полка, получил приказ выступить.
III
Отряд шел по ночному Петрограду, и холодный осенний ветер с Невы набрасывался на людей, хлестал по лицам, забивал дыхание.
Вся площадь перед Зимним заполнена восставшими. Колонны надвигались на дворец, ощетинившийся и тревожно помаргивающий редкими огнями фонарей.
С баррикады застучал пулемет.
— Нервничают,— засмеялся Семен и толкнул Ивана в бок.— Зябнешь, небось?
— Нет, мы уральские, привычные,— ответил Иван, поправляя ремень винтовки, выданной ему Шурыгиным.
Долго ждали сигнала. По очереди бегали греться к кострам.
Наконец со стороны Невы раскатисто ухнула трехдюймовка крейсера «Аврора». Светлый луч прожектора заплясал по баррикаде, ослепив юнкеров, ударниц, офицеров, и резанул по темной громаде дворца.
— Вперед, на штурм! — крикнул Шурыгин, потрясая винтовкой.
Многотысячное, протяжное «ура!» наступающих заглушило пулеметные очереди и редкие винтовочные залпы защитников баррикады.
Словно увлекаемый лавиной, Иван Изотов карабкался на баррикаду и, несмотря на боль в правой ноге, поднимался по широким ступенькам лестницы.
Из-за колонны прицельно стреляли юнкера. По ним с колена палили матросы, солдаты-волынцы. Откуда-то сверху зачастил и захлебнулся взорванный гранатой пулемет.
Растекаясь по комнатам и коридорам, штурмующие заполнили дворец. Шум боя постепенно стихал.
Семен нашел Ивана в Малахитовом зале.
Опираясь на винтовку, тот стоял завороженный рисунком уральского камня.
— Я с ног сбился, а ты вон где спрятался.
— Гляди, Сема, малахит узорчатый… Дивный самоцвет. Это наши казюки комнату сработали.
— Казюки? Кто такие? — спросил Семен.
— Казенным уральский рабочий,— ответил Иван.— Мастеров, поди, и в помине не осталось, а красота живет.
ЗАКОННЫЙ НАСЛЕДНИК
Отречение государя-императора очень раздосадовало Фрола Угрюмова.
«Вот учудил! Отринул скипетр, державу, корону. Не в себе он в сей час решительно пребывал, не в себе. Эдак, если каждый хозяин от своего добра откажется, светопреставление начнется. Верно торговые люди поговаривали, что государь-то наш умишком слабоват». Но с детских лет приученный к раболепной преданности монарху, он устыдился дерзкой мысли, перекрестился и сплюнул через левое плечо: «Изыди, лукавый! Мы верноподданные до гроба».
Временное правительство он не сразу, но все же признал: «Что не толкуй, а свой брат купец, заводчик, торговец, в министрах. Эти своего не упустят и крепкого хозяина до разору не доведут».
На радостях, что жизнь налаживается, он напился до почечных колик и с месяц провалялся в постели.
Известие об Октябрьской революции в Петрограде и аресте министров Временного правительства Угрюмов встретил с недоверием. «Неужто эти миллионщики такое над собой позволят? Врут, поди, люди?»
Лесопромышленник Трюханов, неизменный участник угрюмовских пирушек и забав, раскрыл Фролу Кузьмичу суть случившегося.
— Дождались милости господней. Посадил он на нашу голову большевиков-голодранцев. Эти отымут все: рудники, заводы, дома. Так-то, разлюбезный Фролушка!
— Без возмещения капитала отымут? — просипел Угрюмов.— А нас, торговых людей, куда определят?
— А кто на что горазд. Купеческое сословие-то отменили. Ты в пастухи наймешься, а я к тебе в подпаски устроюсь. Авось, с голоду не помрем… Эх, Фролушка, погляди, что делается. Была городская управа, теперь ревком. Комитетчики Ванька с Манькой указы издают. Где градоначальник, полицмейстер, околоточные? Нет законной власти, нет порядка. Погибель идет на нас, Фролушка. Не сдюжим, не оборонимся от нее, тогда заказывай поминальную. Я в тайге на заимке у кержака Антипа Ухтырина схоронюсь,— сказал Трюханов.— Капитал прихвачу с собой. Так-то будет надежней. Хочешь, милости прошу со мной. Дня на сборы тебе хватит?
После ухода Трюханова Угрюмов велел Тихону готовить мешки и промасленную бумагу. Решил закопать в саду коллекцию оружия.