Иногда, очень редко, Бэй думал, что бы случилось, если бы Тайна ему поверила, открылась, позволила попробовать решить свои проблемы? Но он упирался в забор из диагнозов и застывал в размышлениях. Иногда ему представлялся необитаемый остров, и казалось, что на нем, без связи с внешним миром и триггерами, запускающими другие программы поведения и роли, он мог бы какое-то время быть счастлив с сероглазой Тайной. От ярости и обиды давно не осталось и следа. Все, что он узнал о прошлом девушки и ее душевных проблемах, больше не помогало думать о ней плохо. Оставалась тоска, болезненная потребность увидеть и дотронуться, почувствовать.
Пришлось признаться самому себе в своих чувствах. И в том, что они были ответными. В одной из ролей Тайны. Но было бы этого для него достаточно?
Привыкший к разговорам с Кобейном, Милош умудрялся найти моменты для откровений только на двоих, и при каждом удобном случае продолжал свою проповедь длиной уже в пару недель.
— Правил на самом деле мало, и они повторяются во всех религиях. Не убий, не воруй, уважай, люби. Расскажи их новыми словами, укрась примерами и людям кажется, что им открывают новые истины. Я же предупреждал, они приходят сюда каждый со своими собственными идеями и нуждаются в подтверждении того, что встали на правильный путь. Горы лечат любые души. Здесь нет привычных соблазнов, а стоит у социоманьяков отнять телефон и интернет, как после пары дней ломки они вспоминают о том, как радоваться мелочам. Завтра твой выход, супермен, подари им радость движения. И посиди с нами рядом, когда я буду медитировать с группой на рассвете. Я видел, как ты это делаешь сам. Получается убедительно.
Да, получалось убедительно и легко. Кобейн мог перейти в состояние единства с Миром в любой момент. Просто выключить беспокойный мозг на некоторое время и отдохнуть от раздирающих на части мыслей. С успехом медитаций продолжали накапливаться странности восприятия. Бэй все чаще ловил себя на том, что чувствует изменения в настроениях людей вокруг и может предвидеть их поступки. Порой просто движения. Но никогда — слова. Словно сама Вселенная говорила с ним на языке без слов.
А еще он чувствовал свою татуировку, как если бы она была живым организмом. Во время медитаций стоило потянуться мысленно к спине — и тонкие линии начинали жечься. Не больно, но ощутимо. Складывались в образы, и Бэй мог воспроизвести рисунок по частям или целиком на сетчатке закрытых глаз.
Душой группы стал мальчишка Стан. Подвижный и любопытный, не скупившийся на улыбки и смех, он купался во всеобщем внимании. Во время долгих переходов, мальчик тащил на спине собственный рюкзак и не ныл, даже когда уставал, чем заслужил всеобщее уважение. На остановках он превращался в фонтан неисчерпаемой энергии, успевая везде — натаскать веток и помочь развести огонь, повертеться рядом с теми, кто устанавливал палатки, принести воды, служил почтовым голубем и средством связи. У него было врожденное чувство момента, когда помолчать во время разговоров взрослых, а когда задавать вопросы. Или сделать это настолько не вовремя, что на самом деле получалось правильно. Его нелепые и часто не по-детски мудрые высказывания вносили приятный диссонанс в размышления о смысле жизни. И сам мальчик служил для собравшихся в группе живой пилюлей от хандры.
Милош признался Бэю, что никогда не брал клиентов с детьми и не собирался менять своего правила в будущем, но для Иванки из Италии сделал исключение.
— Иногда я не могу объяснить своих решений. Просто чувствую, что оно правильное и не задаюсь вопросом, почему? Как, например, тебя с собой позвать. Ты мой герой — Шварц. А когда ты с нашими клиентами по утрам танцуешь, потому что по-другому вашу разминку называть и не хочется, это вообще — песня на тебя смотреть. Песня совершенству человеческого тела.
Утренний танец привлекал не только Милоша, но и Стана, потому что сильные мужчины всегда становились кумирами мальчишек. Парнишка заглядывал Кобейну в глаза, искал поводы остаться рядом или наблюдал из какого-нибудь угла, когда Бэй медитировал или делал набор упражнений. Когда Кобейн отправлялся на пробежку, Стан поджидал его возвращения на окраине лагеря и с восторгом оценивал, измерял мужское тело, потное после физической нагрузки.
Иванка убежала в горы, разочаровавшись в мужчинах, о чем и поведала группе в один из вечеров. Всю жизнь ей требовалось сильное плечо, на которое можно склонить голову, спина, чтобы спрятаться за ней от невзгод, и внимательный слушатель. Но чужие плечи оказывались слабыми, спиной поворачивались к ней, и никому не было дела до ее трудностей и проблем. После очередного расставания Иванка поняла, что пора научиться ценить саму себя и поверить в собственные силы, надо растить сына, а не метаться в поисках мужчины. Вот она и приехала со Станом в Румынию, уверенная, что поездка пойдет на пользу обоим. И все шло хорошо, только Стан оставался, прежде всего, просто мальчишкой, которому хотелось карабкаться на стены и камни, не видя реальной опасности.