— Передавай от меня привет Таше. И, что бы ты о ней не рассказывала, она — Улыбчивый дракон.
Карина стукнула Бэя по плечу и, еще раз поцеловав на прощание, убежала в дом.
Ночь в гостинице, дорога длиной в восемьсот километров. Кобейн вернулся в Голландию.
Бэй встретился с Зосей в кафе недалеко от ее дома в самой середине торговой улицы с множеством маленьких магазинов. У бабули было настроение показывать себя и рассматривать людей. Она оделась в один из самых ярких своих нарядов из тех, что Кун называл «из циркового сундука прадеда», и заняла место напротив окна.
Внук заказал два стакана чая с имбирем и две порции яблочного пирога с взбитыми сливками. В этом кафе традиционный голландский пирог был особенно хорош — без избытка корицы и изюма, яблоки в нем не превращались в пюре, а корочка песочного коржа рассыпалась во рту. Все как любили Зося и Кобейн.
После обмена несколькими фразами о предстоящем сборе австрийской ветви семьи в Швейцарии, Бэй перешел к теме, которая стала причиной скорой встречи.
— Расскажи мне об Ари, своей бабушке, — попросил он, вынудив Зосю своим вопросом потерять интерес к происходящему за окном и обратить взгляд на внука.
— Почему ты ею вдруг заинтересовался?
— Не могу объяснить, но у меня есть предположения, что с ней могут быть связаны какие-то тайны.
— Например?
— Кардинал Анджи-первый, например, выделяет своим вниманием именно ее потомков.
Зося нахмурилась и на несколько минут погрузилась в себя, едва заметно шевеля губами. Наконец, ее взгляд ожил и в нем появилась искра восторга.
— Чертов засранец, а ты, пожалуй, прав.
— Тван, Зося, мы ругаемся словом тван.
— Хорошо, — покорно качнула головой Зося, — тванский умный засранец. Или мне надо сказать — затванец?
Бэй рассмеялся, обреченно махнув рукой, а Зося посерьезнела, возвращаясь к своему куску пирога.
— Меня, конечно, удивило, когда молодой племянник, я говорю об Анджи-старшем, вдруг объявился в начале семидесятых и стал настаивать на восстановлении нашей ветви в семье. У него даже был готов план, как этого добиться. Например, приглашения на те самые вечера, где твоя мать познакомилась с твоим отцом. Признаюсь, я сначала отказывалась. И не смотри на меня недоверчивым взглядом. Считай это унаследованной от матери гордостью. Она никогда не сожалела о своем выборе, была счастлива, отец носил ее на руках всю жизнь. О большом семействе Вальдштейнов и всем, что с ним связано, я узнала только когда меня начал окучивать новообретенный австрийский родственник. Но в деньгах мы не нуждались. Мы и с родителями жили неплохо, а потом я удачно вышла замуж. Маркус обладал хваткой бульдога в делах, так что нам и детям было всего достаточно.
— Но Анджи умеет быть убедительным и настойчивым, — продолжил Бэй.
— Умеет ждать и может увлечь красивыми историями романтичных девиц вроде твоей матери. Взрастить ростки тщеславия — как в душе твоего дяди, — добавила ему в тон Зося. — Но возвращаясь к Ари… если твое предположение верно, то среди гвардии Кардинала не будет потомков Германа, брата моего деда Кристофа, мужа Ари. Хотя почему ты думаешь, что все интересное должно быть связано с ней, а не самим Кристофом, например?
— Не знаю. Предчувствия или жажда романтики. Гораздо приятнее думать, что тайны связаны с прекрасными женщинами, — обворожительно улыбнулся Кобейн. — Кстати, она хоть была прекрасной? Что ты о ней знаешь?
Зося покачала головой, неуверенно разводя руками.
— Почти ничего. Она умерла вскоре после рождения двойняшек, Юлианы, моей матери, и Рихтера, деда Анджи. Мама рассказывала лишь об отце: строгом, слишком правильном, холодном, который не участвовал в жизни детей, отдав их заботам гувернанток. Он на несколько лет оборвал все связи с дочерью после неугодного союза с цирковым борцом и бегства в Голландию. Дед ненадолго появился в наших жизнях, когда мне было лет десять. Но я его почти не помню. Какая-то равнодушная, серая тень. Однажды мама сказала, что Кристоф слишком сильно любил Ари и не смог оправиться после ее смерти. Она даже думала, что отец винит близнецов в потере жены, отсюда его холодность к детям. Что он искал во внуках сходство с Ари, поэтому и объявился спустя много лет, словно хотел посмотреть на нас, но не нашел того, что хотел.
— А ее портреты сохранились?
— У меня — нет. Но я видела один в доме дяди Рихтера. Я специально поехала в Вену, когда восстановились связи с семьей, захотелось посмотреть на лица предков, в том числе, и на бабушкино. Я придумала себе полупрозрачную фею неземной красоты, хрупкую, как хрусталь.