Кобейн медленно ехал через один из заторов, когда сзади послышался рев мотоциклов, и он увидел в зеркала группу байкеров. Им приходилось притормаживать, но они ловко, один за другим, обходили машины, двигаясь сквозь тяжелый транспортный поток, словно нож, разрезающий вязкое масло.
Их было трое, и Бэю показалось, что он узнал в одной из обезличенных кожаной одеждой и шлемом фигур олеандровую девушку. Толстая ткань не скрывала ее грациозности, почти изящности. Сливаясь с мотоциклом, девушка дерзко и на слишком большой скорости для подобных маневров скользила между машин.
Контраст между хрупким и прочным, тяжелым и изящным. Неподвижным и скользящим…
Так привлекавшие Кобейна контрасты.
Минута — и байкеры исчезли впереди.
Ожила рация, сообщая о двойном полицейском кордоне, который будет выставлен через тридцать километров для проверки по наводке на возможный трафик наркотиков. Досмотру будут подвергаться дешевые машины и мотоциклы.
Идея у Бэя появилась внезапно. Захотелось еще раз увидеть девушку и на этот раз по возможности оценить ее лицо. Может, даже сфотографировать, раз уж она так сильно привлекла внимание детектива.
Здравые вопросы — зачем ему это и есть ли время на подобные глупости — остались где-то на обочине сознания. Как раз приближался съезд, и Кобейн быстро проверил по картам навигатора, сможет ли объехать пробку по проселочной дороге и вернуться на автостраду перед вторым полицейским кордоном. Сможет. А это значит, что он застанет байкеров, которых будут досматривать.
Через полчаса Кобейн притормозил неподалеку от заграждения, показал подошедшему полицейскому свои документы и одно из удостоверений — у него был целый набор на каждый случай жизни — и стал ждать. Но прошло пятнадцать минут, потом еще столько же, а мотоциклисты не появлялись. Потеряв из-за этой бредовой идеи кучу времени, Бэй уже не мог просто так уехать. Он вылез из машины, направился к офицеру из оцепления, чтобы выяснить, что байкеры, которые его заинтересовали, через кордон не проезжали. Но ведь троица не могла проскочить место до перекрытия дороги! Скорость их движения получилась бы нереальной для забитой машинами дороги. Съездов с автострады, кроме того, что использовал сам Бэй, не было. Значит, в нарушение правил ребята остановились по какой-то причине на обочине, с которой запоздало вернулся пылившийся уже минут сорок здравый смысл Кобейна.
Пришлось признаться самому себе в совершенной глупости и непростительной потере времени и продолжить путь к Мюнхену.
— Возомнил себя фотохудожником в погоне за вдохновением, — усмехнулся Бэй, отъезжая от кордона.
Байкеры были выкинуты из головы, а после планирования первых шагов расследования осталось время подумать о личном. И улыбнуться, вспоминая красивое девичье лицо, обрамленное каскадом волнистых каштановых волос, лицо с широкими славянскими скулами, высокими бровями и мягкими карими глазами, взгляд которых мог быть теплым как горячий шоколад.
Карина Волжская, чемпионка мира по фигурному катанию прошлого года, была слабостью и наваждением Кобейна, его прекрасной целью. Эльбрусом, в покорении которого он не сомневался, но подошел к процессу достижения вершины серьезно и творчески. Считая себя мужчиной, которому все девушки с радостью сказали бы «да», на этот раз Бэй сменил тактику стремительного натиска на долгий и необычный путь, что делало победу еще более желанной.
Впервые он увидел Карину по телевизору совершенно случайно, когда зашел проведать любимую из бабушек.
Зося смотрела фигурное катание и отказалась разговаривать с внуком, пока не закончится танец Королевы. Так что Бэю ничего не оставалось делать, как опуститься на ковер рядом с бабушкиным креслом и тоже уставиться на экран. Никогда не интересовавшийся этим видом спорта, Кобейн был зачарован девушкой на льду, которая ярким, красным платьем и стремительными движениями напоминала ему огонь.
Огонь на холодном льду. Красное на белом. Одинокая фигура на окруженной сотнями зрителей арене.
Контрасты…
Бэй был настолько околдован, что даже забыл, куда и зачем пришел, когда закончилось выступление. Зося не торопилась напоминать о себе, и они молча посмотрели выставление оценок, которые оказались, по-видимому, недостаточно высокими. Камера показала лицо фигуристки, в ее глазах блестели слезы, но она улыбалась, прощаясь с публикой.
Зося обронила несколько грубых слов. Любимая из бабушек обожала вставлять в разговор крепкие слова, с удовольствием ругаясь на четырех языках и не стесняясь в выборе выражений.