После стандартных вежливых расспросов по поводу полученных травм и перспектив выздоровления Лангуайзер поинтересовалась, почему он решил, что ему нужен адвокат по уголовному делу.
— Потому что вокруг меня крутится детектив из полицейского управления, который считает меня убийцей. А недавно он сообщил, что собирается подать заявление в окружную прокуратуру по обвинению меня в нескольких преступлениях, включая убийство.
— Как его зовут?
— Его фамилия Реннер. Имени своего он мне, кажется, не называл, или я просто забыл. У меня есть его визитка, но я так и не заглянул в нее...
— Роберт. Я его знаю. Он работает в Тихоокеанском округе, причем довольно давно.
— Вы с ним пересекались по работе?
— Да, в начале моей карьеры по делам окружной прокуратуры я участвовала в нескольких процессах, материалы по которым представлял именно Реннер. Он мне показался неплохим полицейским. Я бы даже сказала, весьма основательным.
— Он сам часто использует это слово.
— Так он собирается заявить в окружную прокуратуру о вашей причастности к убийству?
— Не уверен, ведь тело еще не найдено. Но он пригрозил, что обвинит меня в других преступлениях. За посягательство на частную собственность и проникновение в чужой дом без разрешения. Ну и за отказ сотрудничать с правосудием. Полагаю, что параллельно он постарается притянуть меня к ответственности за убийство. Я не знаю, насколько вся эта чушь, что он нагородил, призвана запугать меня и в какой степени соответствует действительности. Но я никого не убивал, поэтому мне и понадобился адвокат.
Нахмурившись, Лангуайзер задумчиво кивнула, а потом спросила, указав на его лицо:
— А все это как-нибудь связано с вашими травмами?
Пирс кивнул.
— Тогда расскажите все с самого начала.
— Полагаю, с этого момента мы становимся в положение адвоката и его клиента?
— Да, именно так. Можете говорить открыто.
Пирс еще раз кивнул и следующие полчаса посвятил рассказу о своих приключениях во всех подробностях, насколько мог припомнить. Не скрывая, он поведал обо всем, что совершил за последние несколько дней, включая и правонарушения.
Пока он рассказывал, Лангуайзер тщательно фиксировала его слова, устроившись за медицинским столиком. Запись она вела дорогой на вид авторучкой на официальных желтых бланках, которые достала из черной кожаной сумки, выглядевшей больше обычной дамской сумочки, но меньше стандартного портфеля для бумаг. Манеры и внешний вид адвоката свидетельствовали о профессиональной уверенности высокооплачиваемого специалиста. Когда Пирс закончил свое повествование, она вернулась к той части его рассказа, которая касалась признания, сделанного в присутствии Реннера. Лангуайзер задала несколько вопросов о том, какие лекарства принимал Пирс, а также какие последствия нападения и хирургического вмешательства он испытывал. Особенно внимательно она отнеслась к упоминанию Пирсом собственной вины.
— Я имел в виду мою сестру Изабелл.
— Не понимаю, объясните.
— Она умерла много лет назад.
— Продолжайте, Генри, не заставляйте меня теряться в Догадках. Мне важно знать все.
Пирс пожал плечами, снова ощутив боль под ребрами.
— Сестра ушла из дома, когда мы были детьми. А потом ее убил... один тип, который прикончил немало других людей. Девушек он подбирал в Голливуде. Потом его застрелила полиция... вот и все.
— Серийный убийца? Когда это случилось?
— В восьмидесятых годах. Его прозвали Кукольником. Газетчики любят давать всякие клички, сами знаете. Обычно задним числом.
Пирс видел, как Лангуайзер подробно записывала его рассказ.
— Я помню этого Кукольника. В то время я училась в юридическом колледже Калифорнийского университета. Позже я даже познакомилась с полицейским, который пристрелил его. Он, кстати, только в этом году вышел на пенсию. А как эта история оказалась в центре вашего разговора с детективом Реннером об исчезновении Лилли Куинлан?
— В последнее время я часто вспоминал свою сестру. А тут как раз этот случай с Лилли. Думаю, это и было причиной моей оговорки в беседе с ним.
— Так вы считаете себя ответственным за судьбу сестры? Но почему, Генри?
Перед тем как ответить, Пирс несколько секунд помолчал, восстанавливая подробности той давнишней истории. Даже не всей истории, а только той части, которую собирался пересказать. Кое-чем он никогда не смог бы поделиться с незнакомым человеком.
— Мой отчим и я часто наведывались в те места. Тогда мы жили в Вэлли, откуда и ездили в Голливуд, чтобы отыскать ее. Обычно по вечерам. Бывало и днем, но чаще по вечерам.
Пирс уперся взглядом в пустой экран телевизора, висевшего на стене напротив кровати. Он словно пересказывал историю, которую видел на экране.
— В таких случаях я облачался в старую одежду, чтобы походить на них — обычных ребят с улицы. Отчим отвозил меня в одно из таких мест, где скрывались и ночевали подростки. Там же они занимались сексом, зарабатывая деньги на выпивку и наркотики. Во всяком случае...
— А почему именно вы? Почему ваш отчим не занимался поисками?
— Тогда он объяснял мне это тем, что я ребенок, поэтому не вызываю подозрения. А при виде взрослого мужчины они просто разбегутся, и мы окончательно потеряем ее.
В этом месте Пирс сделал паузу. Лангуайзер немного подождала, а потом подтолкнула его дальше:
— Вы сказали, что отчим давал такие объяснения именно в то время. А что он говорил позднее?
Пирс покачал головой. Адвокат оказалась совсем неглупа и обращала внимание на самые тонкие детали его рассказа.
— Ничего. Просто... мне кажется, что у сестры была причина сбежать из дома. Полиция утверждала, что все дело в наркотиках, но я думаю, это пришло позднее. Уже после того, как Изабелл оказалась на улице.
— Вы считаете, причиной ее побега был отчим?
Лангуайзер произнесла это так уверенно, что Пирс невольно кивнул в знак согласия. И тут же вспомнил слова, сказанные по телефону матерью Лилли Куинлан относительно того, что объединяло ее дочь и Робин.
— Что же он с ней сделал?
— Не знаю, и сейчас это не имеет значения.
— Тогда почему вы заявили Реннеру, будто в этом была ваша вина? Почему вы считаете себя виноватым в судьбе сестры?
— Да потому что не нашел ее. Столько вечеров искал и не сумел найти. Если только...
Последние слова Пирса прозвучали очень неубедительно и неопределенно из-за скрывавшейся за ними лжи. Он не мог сказать правду женщине, с которой был знаком меньше часа.
Лангуайзер смотрела на него, ожидая продолжения.
— Генри, думаю, это поможет прояснить кое-что: ваши действия по поиску Лилли Куинлан и смысл заявления, сделанного в присутствии Реннера.
Он кивнул.
— Сожалею о вашей сестре. По своему опыту знаю, что наладить контакты с семьями жертв очень и очень непросто. Но по крайней мере вы знаете ее судьбу. А тот мерзавец получил по заслугам.
На лице Пирса появилась саркастическая ухмылка, вызвавшая очередной приступ боли из-за не заживших еще ран.
— Да, дело закрыто, и все встало на место.
— Ваш отчим жив? А как родители?
— Насколько мне известно, отчим жив. Однако с ним я уже давно не общаюсь. Моя мать осталась в Вэлли, но с мужем больше не живет. Откровенно говоря, с ней я тоже давно не встречался.
— А ваш родной отец?
— В Орегоне, у него там новая семья. Но мы иногда перезваниваемся. Из них всех только с ним я поддерживаю контакт.
Лангуайзер кивнула и принялась перелистывать свои записи, внимательно проверяя все услышанное. Затем она снова взглянула на Пирса.
— Что ж, думаю, все это ерунда.
От неожиданности Пирс вздрогнул.
— Нет же, я рассказал все...
— Я имею в виду Реннера. Полагаю, он берет вас на испуг. Ничего особенного тут нет. И вряд ли он станет обвинять вас. В окружной прокуратуре его просто поднимут на смех. В чем вас можно уличить? В краже? Нет, вы просто хотели убедиться, что с девушкой все в порядке. Им же неизвестно о корреспонденции, которую вы прихватили, и они уже ничего не смогут доказать, поскольку все следы уничтожены. А что касается отказа помочь следствию, это вообще дешевая выдумка. Людям всегда свойственно запираться на допросах и выгораживать себя. Что-то не припомню ни одного дела по обвинению в нежелании сотрудничать с полицией. За время работы в окружной прокуратуре мне такого не доводилось слышать.