Глебу нельзя было отказать в сообразительности. Как только открылась дверь в раздевалку, он сразу, не поднимая головы, держа в руке один сапог, нырнул в тесный, узкий шкафчик и замер там, прикрывшись брюками Цыгана, висевшими на вешалке.
— Поторопись, Глеб, — сказал конюх. — Пора выводить Урагана.
Цыган, стоящий спиной к конюху, не ответил, зная, что его голос заметно отличается от голоса Глеба. Надеясь, что конюх уйдет, Цыган кивнул, мол, сейчас иду, но мужчине этого было мало, он был занудой, поэтому хотел услышать полноценный ответ — всякие там «угу», «ага», — и кивки головой его не устраивали.
— Я сказал: поторопись, — повторил зануда конюх. — Я подготовил Урагана к скачкам. Его пора выводить. Выводить Урагана не входит в мои обязанности. Это должен сделать ты!
Цыган снова кивнул головой, сунул руку в карман и крепко сжал электрошокер, решив оглушить конюха, если тот подойдет и заглянет ему в лицо.
— Ты меня слышал, Глеб? Я сказал: пора выводить Урагана!
Цыган напрягся, как стиснутая пружина, готовая вот-вот разжаться. Конюх решил подойти ближе, он сделал шаг к Цыгану, но остановился, услышав голос Шкуро-младшего.
— Да понял я, понял! — внезапно раздался из шкафчика раздраженный крик Глеба. — Разве ты не видишь — я одеваюсь! Сейчас надену левый сапог, затем правый, потом надену шлем и куртку! И выведу Урагана!
Конюха удовлетворил его ответ. Он так и не понял, что его обманули. Не сказав больше ни слова, он вышел из раздевалки и закрыл за собой дверь.
— Это Геннадий Филинов, мой конюх. Ужасно нудный мужик, просто чума, — объяснил Глеб, вылезая из шкафчика. — Постарайся не попадаться ему на глаза, иначе он задолбает тебя своими идиотскими вопросами. Тебе придется отвечать, и тогда он услышит твой голос и побежит жаловаться начальству. Хотя вы вряд ли встретитесь, Геннадий обслуживает еще двух скакунов, поэтому к Урагану перед скачками уже не подойдет. А кроме него, меня здесь никто не знает.
Цыган надел сапоги, спортивные очки, шлем, застегнул кожаный ремешок под подбородком и поблагодарил Глеба, крепко пожав ему руку.
— Выйдешь из раздевалки и сразу направо, Ураган стоит в четвертом деннике, — сказал Глеб, открывая перед Цыганом дверь. По разработанному Цыганом плану, Шкуро-младший не должен был выходить из раздевалки до окончания скачек, чтобы раньше времени не попасть на глаза конюху.
Цыган закрыл за собой дверь, быстро пошел по длинному коридору и скоро нашел четвертый денник — небольшой отсек, «комнату отдыха» для лошадей, отделенную от других денников деревянными перегородками. Он открыл дверь и увидел Урагана, который заволновался, стал перебирать копытами, узнав своего хозяина. Лошадь была уже оседлана и взнуздана, конюх постелил на пол чистую свежую солому, и в стойле пахло степью.
— Урагаша, друган! — улыбнулся Цыган, подошел к коню и протянул ему кусочек сахара. — Ну, здравствуй, братан.
Ураган отказался от сахара. Он подышал Цыгану в лицо, ткнулся мягкими бархатными губами в его макушку, а потом положил голову Роману на плечо.
— Помнишь меня, — улыбнулся Цыган, обнял коня за шею, погладил, провел рукой по шелковистой гриве. — Узнал меня. Молодец, молодец. — Он снизу вверх посмотрел в глаза лошади, отчего его взгляд стал просящим, и объяснил: — Слушай, Урагаша, у нас с тобой сегодня, чисто конкретно, ответственный день. Ты, типа, должен постараться. Мы должны победить. Врубаешься?
Ураган тряхнул головой, словно понял своего хозяина.
Цыган со знанием дела проверил сбрую, подошел к седлу, немного подтянул стремя, подогнав длину ремня под свой рост, и в этот момент увидел конюха Геннадия Филинова, который заглянул в дверь и поинтересовался:
— Ты уже здесь? Поторопись, Глеб, пора выводить Урагана.
Цыган стоял к нему спиной, он был в очках и в шлеме, из-под которого торчали крашеные рыжие волосы, поэтому конюх не заметил подмену.
— Ты слышал, что я сказал? — спросил зануда конюх.
Цыган молча кивнул.
Конюх со щеткой на длинном черенке в одной руке и с металлическим совком в другой вошел в денник и пристально посмотрел на подростка в форме жокея. Вероятно, он что-то заподозрил.
— Я не понял, ты слышал или нет, что я сказал? Если слышал, то так и скажи. Тебе что, это трудно? Твое молчание говорит о неуважительном отношении ко мне. А мне это не нравится. — Геннадий Филинов направился к Цыгану.
«Бывают же такие уроды, — с досадой подумал Цыган. — Сейчас он все испортит». Сердце у Романа билось, как у воробья. Чтобы избежать встречи лицом к лицу, Цыган обошел лошадь и стал подтягивать второе стремя, стоя к конюху спиной. Но занудство Гены Филинова граничило с патологией, с болезнью. Он направился вслед за Цыганом, возмущаясь на ходу: