Я почти ждал, что разговоры прекратятся, однако, похоже, никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Что было даже к лучшему, поскольку в этом обществе, в этом заплеванном и пыльном месте моя элегантная белая куртка с отделкой из серого меха представляла собой такой же резкий контраст с одеждой окружающих, как и всеми позабытый электронный пресс для выжимки сока, поблескивавший в дальнем конце бара. Флюоресцирующий свет слишком безжалостно высвечивал помещение – потрескавшийся виниловый пол во всем его выцветшем великолепии, желтые от дыма стены, морщинистые, как грецкий орех, лица стариков, составлявших большую часть его посетителей, по виду пожилых рабочих, сгорбившихся и поникших в своих грязных дождевиках. И кстати, по-видимому, еще и глуховатых, поскольку громкие голоса принадлежали именно им; несколько мужчин помоложе, этакие пятидесятилетние версии того же типа, сидели, мрачно созерцая их, как видение собственной судьбы. У двери кучка задиристых подростков накачивалась элем из банок и орала друг на друга стонущими голосами. Я собрался с духом и протолкался мимо них к бару. Крупный, похожий на быка хозяин подал мне скотч в стакане, потускневшем от вечного мытья, и наморщил лоб, когда я спросил его, не было ли здесь парня по имени Джип.
– Джип? – с минуту он смотрел на меня большими невыразительными бычьими глазами, затем повернулся к постоянным посетителям, опираясь на стойку, покрытую облупившимся лаком: – Тут джентльмен спрашивает Джипа – может, кто знает такого?
– Джип?
Старики повернули головы и забормотали, передавая друг другу имя. Морщины стали глубже, одна-две головы отрицательно качнулись, остальные, казалось, были менее уверены. Однако никто ничего не сказал, и хозяин уже поворачивался ко мне, пожимая плечами, как вдруг один старикан, сидевший сгорбившись у газовой батареи, более морщинистый и загорелый, чем остальные, неожиданно вставил:
– Да ему, никак, Джипа-штурмана надобно?
На минуту воцарилось молчание. А потом раздался нестройный хор – все поняли, о ком идет речь, и морщины на лбу хозяина разгладились.
– А, этот? Что-то давненько я его не видал. Хотя…
И я был поражен, насколько сразу изменилась обстановка, словно преобразившись от легкого движения света. Казалось, все осталось на своих местах, но заблестело, как мрачная картина, неожиданно получившая хорошее освещение. Каким-то образом вся эта хмурая картина ожила, словно некая атмосфера раздвинула границы мрака и депрессии и сделала ее почти доброжелательной, уютной, безопасной – центром своего собственного маленького сообщества. Создавалось такое впечатление, словно я смотрел на нее глазами старика:
– Да тут он где-то, наверняка!
– Может, на Дурбан-уок…
– Вчерась видал его у старика Лео…
Люди тоже переменились, ожили, бодро давая мне идеи и указания, где я мог попытаться найти Джипа. Не только я заметил перемену обстановки; юнцы тоже уставились на стариков во все глаза, словно те превратились в берсерков, – и на меня тоже. Наконец, согласие было достигнуто: Джип почти наверняка ужинает в «Русалке». Однако мне надо бежать, если я хочу застать его до того, как он уйдет на работу. Я так и поступил: вылетел из этой пивной скорее, чем кто-либо за многие годы, впрочем перед этим я все же расправился с виски.
Данные мне указания, к счастью, были на редкость четкими, к тому же у меня хватило ума не возвращаться за машиной. Я помчался вокруг аллеи, затем по улице, до тех пор, пока не обнаружил, что скольжу по самым грязным булыжникам, какие мне только доводилось встречать, а затем я увидел перед собой на узкой улочке допотопное строение, на удивление похоже на пивную, из которой я только что вышел; ее фасад был настоящим деревянно-кирпичным, не какой-нибудь подделкой в стиле Тюдоров. Бриз с моря был освежающим, если можно вообще применить это слово к чему-то, колебавшему в воздухе столь разнообразные зловонные запахи. На поскрипывающей вывеске качалось грубое изображение русалки, как всегда, длинноволосой и с обнаженной грудью, увенчанной остроконечной короной, с раздвоенным хвостом. Названия не было, но оно было и не нужно.
Я подошел к двери, выяснил, что она открывается наружу, и спустился по деревянным ступенькам в дымное помещение, заставленное столами и освещавшееся, как мне показалось, только великолепным камином в конце зала. Выглядело заведение довольно грубым, зато раз в десять более оживленным, чем то, другое. Длинные столы были забиты пьющими людьми, в большинстве своем походившими на художников, с длинными волосами, странно подвязанными кверху; они шумно спорили, стучали костями, перебрасывались в карты и поднимали кружки, которые, похоже, были сделаны в незапамятные времена. Настоящая пивная, судя по всему. Не говоря уже о том, что они торговались по поводу каких-то таинственных кип листов, лежавших на столах, курили длинные трубки, читали друг другу вслух что-то написанное от руки или грубо напечатанное на бумаге – при этом они, зачастую одновременно с делом, крепко прижимали к себе или лапали женщин весьма примечательной внешности. Иногда даже слишком примечательной, но я сдержал свой интерес. Слишком многие из их кавалеров открыто носили на поясе ножи весьма зловещего вида. Именно такое место пришлось бы по вкусу Джипу, подумал я, слегка содрогнувшись; однако самого его нигде не было видно, а единственным представителем обслуживающего персонала был красноносый увалень в кожаном переднике, ковырявшийся где-то за четыре столика от меня и остававшийся глухим к окрикам, значительно более громким, чем мой. Я проложил себе дорогу через зал к камину, здесь была более респектабельная территория с великолепными старинными скамьями с высокими спинками и подушками. Скамьи, находившиеся ближе всего к камину, были по-хозяйски монополизированы парочкой хиппиобразных субъектов средних лет. Один был низеньким, круглым и похожим на поросенка, второй – среднего роста, лысеющим, с тщательно ухоженными усами и козлиной бородкой. Я подумал, что один из них может быть хозяином заведения, однако услышал, как они отчаянно спорят о литературе гортанным деревенским говором. Я предположил, что это преподаватели народного университета, но все же спросил у них, и, к моему удивлению, высокий очень вежливо указал мне на уютное местечко у стены. А там, вне всякого сомнения, погрузив свой тонкий нос в кружку с пивом, сидел предмет моих поисков.