Передо мной стукнул о стол поднос с бутылью, наполненной бледной жидкостью, и небольшой узкогорлой фляжкой с той же жидкостью, без стакана. Коротконогий круглый человек небольшого роста с лицом, напоминавшим приветливую жабу, наклонился надо мной и прорычал:
– Заведение угощает, дрруг! Всякий, кто дает Волкам по зубам, оказывает нам услугу! – Он говорил с акцентом, таким же сильным, как запах специй, витавший в воздухе, – сильным и гортанным. Из затененных глубин комнаты донеся рокот одобрения, и я с изумлением увидел блеск поднимающихся бокалов.
– Ты бы видел его, Мирко! – взахлеб рассказывал Джип. – Они свалили меня, отобрали мой ножичек – и тут появляется он, идет на них с огромным железным бруском, черт побери! Их трое, он сбивает двоих, а третьему дает по мозгам прежде, чем я успеваю схватить свой клинок и немного пустить ему кровь! Пошел на них с голыми руками, право слово, вот просто так и пошел!
Мирко с серьезным видом кивнул:
– Жаль, шшто я не видел. Это очень смело, мой мальчик. А теперь глотни-ка вот этого, это ведь для питья, веррно? Великолепное срредство!
Я осторожно взял маленькую фляжку и поднес к губам. Как оказалось, форма фляжки была с секретом: ее содержимое тут же целиком вылилось мне в глотку. Если хотите знать, какое было ощущение, советую привязать сливу к ракете и выстрелить ей себе в глотку, причем желательно во время землетрясения. Я с трудом выдохнул, ожидая, что в воздухе появятся искры, а Мирко снова наполнил фляжку, пока я еще держал ее в руке. Неожиданно холод в моей груди смягчился, дрожь прекратилась; я почувствовал пульсацию крови в жилах, а гулкие удары, отдававшиеся в голове, стали вполне терпимыми. Я проглотил вторую фляжку и позволил Мирко налить мне третью, прежде чем поднял бутыль и взглянул на этикетку:
– «Туйка», – сказал я, неожиданно поняв, что это такое. – Сливовица. Только раза в три крепче, чем та, что мне доводилось пробовать.
Мирко раскрыл рот в ухмылке, как жаба, готовая в любую минуту поймать муху.
– Ссливовицца, да, если тебе угодно ее так называть. Настоящщая горная, лучшая по эту сторону Карпат. Эгей, а вот и Катька!
Я моргнул. Из ароматного полумрака возникла девушка – очень даже симпатичная. В своем цветистом костюме она вполне вписывалась в интерьер; она могла сойти с одной из винных этикеток – крестьянская девушка из книжки с картинками, родом откуда-нибудь с верховий Дуная. Может, и не совсем крестьянская: вышивка на широкой красной юбке и черном переднике была чуть-чуть слишком раззолоченная и вычурная, вырез белой блузки над полной грудью – чуть-чуть низковат и стянут. Ее волосы казались белокурыми от природы, но лицо под ними было тонким и немного лисьим – строго говоря, даже не слишком хорошенькими, а глубокие морщины по обе стороны рта свидетельствовали об опыте, какой не часто приобретают крестьянки. Если отвлечься от этого удивительного расхождения, самыми лучшими в ее лице были глаза – огромные, серые и встревоженные.
– Что случилось? – нетерпеливо спросила девушка. Ее голос неожиданно оказался глубоким, и акцент – менее заметным, чем у Мирко. – Кто ранен, Джип? Ох… – Прежде, чем кто-либо успел ответить, она бросилась ко мне, кудахча, как мать-наседка, и ругая остальных за то, что не позвали ее раньше. Она стащила с меня куртку так быстро и мягко, что я едва почувствовал ее прикосновение, а пуговицы моей рубашки, казалось, сами расстегивались, когда ее проворные пальчики порхали вдоль моей груди. Она сняла и рубашку, оставив меня смущенно вздрагивать. Но если кто и наблюдал за нами, я их видеть не мог, в гуле голосов не произошло никаких изменений; в любом случае эту девушку – Катьку – казалось, это ничуть не волновало. Она без обиняков притянула мою голову к себе на грудь, и когда, пыхтя, появился Мирко с горячей водой, за которой она его посылала, стала промывать и обследовать мой пульсирующий скальп невероятно чуткими пальцами, втирая какую-то острую, похожую на водоросли, субстанцию из горшочка. – Расслабься, – проворковала она. Однако на такой пикантной подушке сделать это было и трудно, и одновременно слишком легко; в конце концов, я просто смирился со своим положением и обмяк.
Похоже, ей это было приятно, но я был не очень уверен в этом. Хотя она была премилым созданием, со своей позиции я не мог не заметить в ней одной особенности. Запах не был таким уж неприятным, это была не та обычная вонь, что стоит в раздевалках на кортах для сквоша, но все же он присутствовал, и ощущался довольно сильно. Это было не хуже, чем могло быть у наших предков, наших прадедов, или людей, живущих в странах, где ванны все еще считаются роскошью. Я припомнил, как служащий отдела по экспорту угля из Восточного блока жаловался, что на его родине девушки никогда не мылись достаточно из-за постоянной нехватки топлива; он знал, о чем говорил. Но в нашей просвещенной стране Бьющей Ключом Жизни, где горячая вода льется из крана, этому не было оправданий, это не было вызвано необходимостью – вот почему у меня возникло неприятное ощущение. А может, все-таки было? Я снова бросил взгляд вверх, на лампы. Возможно, они были не декорацией, нужной для атмосферы; может, здесь и в самом деле не было электричества и даже газа. В таком случае у девушки могли быть проблемы с мытьем. Только вот где в наше время может не быть газа или электричества? Даже мелкие фермы в горной Шотландии получают газ в баллонах. И потом, как может заведение общественного питания обойти без этого инспекторов санэпидемстанции?
Под действием сливовицы и прочих событий голова у меня еще слегка кружилась, подобные мысли бесцельно бродили в ней и уходили в никуда. Но постепенно я ощутил, что в голове прояснилось, и – чудо из чудес! – пульсирующая боль почти прошла. Похоже, Катька это почувствовала, поскольку мягко заставила меня выпрямиться, и осторожные пальцы занялись моей раненной рукой. Я бросил на нее только один взгляд и тут же отвел глаза – рука выглядела гораздо хуже, чем я предполагал, – устрашающее месиво из застывшей крови. Кроме того, я предпочитал смотреть на девушку: красивая или нет, она была симпатичным созданием. А теперь она прижимала мою руку к груди, оставив кисть свободно лежать на ее коленях; это весьма отвлекало. Рядом с нами я слышал разговор Мирко и Джипа, но то, что они говорили, доходило до меня лишь постепенно.
– Так скажи мне, штурман, как же тогда все случился? Как это такой прыткий парень, как ты, позволил нескольким шелудивым Волкам свалить тебя?
– Простая небрежность, наверное. Выследили меня до двери и навалились. По их меркам, это вроде как тонкая хитрость.
– Да. Будем надеяться, что они не набираются ума. Только из-за чего весь сырр-борр? Что там такое в этом складе?
– Да все, как обычно, – голос Джипа звучал озадаченно. – Несколько старых грузов, они там уже месяцами валяются, и вещи с «Искандера» – он причалил утром, пришел с Запада. Там ничего из ряда вон выходящего. Черный лотос для Пэтчи, пара толстых шкур морских лошадей, которых прислали от Мендозы из Те Арахоа на свой страх и риск, а они померли на рынке. Груз дров на продажу, индиго, перец и кофе из Хай Бразил, пух гагарки – двадцать тюков! – и несколько тонн сушеного Корня Победителя и Ночного Глаза для магазинов в Аллее Дамбалла. Ничего такого, что выгодно было бы спереть, а чтобы вытащить хоть что-то стоящее, нужно больше троих. Там, правда, действительно был груз рома черного дьявола, пятьдесят больших бочек, да Дик-Маркитант забрал его меньше чем за четыре часа до того, как я пришел.
– Может, никто не сказать об этом Волкам, – пропыхтел Мирко.
– Может быть… – эхом отозвался Джип, но по голосу чувствовалось, что его это не убедило. Я как раз собирался спросить, что означают эти товары с дикими названиями, когда мое внимание отвлекла Катька – и как отвлекла! Я дернулся в агонии и едва не опрокинул стол. Ощущение было таким, словно, осторожно промыв рану, она неожиданно развела ее края, вонзила в нее зубы и с силой стала отсасывать кровь. Я бросил взгляд вниз и увидел, что именно это она и сделала. Более того, она продолжала это делать. Я, дрожа, откинулся назад, не в силах вымолвить ни слова, и увидел улыбавшегося мне Джипа.