Толпа представляла собой бурлящий хаос: те, кто стоял впереди, пытались отойти назад, а стоявшие сзади рвались вперед, чтобы посмотреть, из-за чего вся суматоха. Стражи-караибы не могли подойти к нам. Сквозь толпившиеся фигуры прорвался молит, замахиваясь абордажной саблей и целясь мне в голову. Я взревел, приветствуя саблю. Стальной клинок рывком остановился в воздухе, прежде чем дотронулся до меня. У мужчины отвисла челюсть, а я поймал его за вытянутое запястье, встряхнул, как щепку, и отшвырнул прочь так, что он полетел кувырком. Он ударился о камень и свалился. Джип что-то крикнул мне. Нас окружали караибы, пробиваясь сквозь толпу. Я протянул вниз руку, поднял Джипа на ноги и разорвал веревки на его запястьях. На меня бросился какой-то Волк с кинжалом в руке и бутылкой, заткнутой за пояс. Однако моя пустая бутылка встретила его рывок. Я потряс его бутылкой, смутно сознавая, что Джип выхватил кинжал и разрезал путы на своих ногах, затем обернулся к остальным.
Где-то тут должен был быть еще ром…
Я увидел бутылку и пошел на того, кто держал ее, но банда Волков прорвалась сквозь толпу охваченных паникой людей и стала медленно подбираться ко мне, пытаясь схватить меня, ударить кинжалами, и вообще они мне мешали. Я обругал их и свистнул брошенным цепям. Цепи со свистом прыгнули мне в руки, я сгреб их, зажал в кулаках и, сделав огромные петли, вскинул над головой. Цепи со свистом и жужжанием взлетели вверх, кружась, как циркулярная пила, и разбрасывая направо и налево нападавших в то время, как я продвигался вперед. Над моей головой пронеслось копье, коснулось этого крутящегося занавеса и разлетелось на мелкие кусочки. Проклятые караибы! Я рывком вытянул руку. Цепь с гулом полетела вперед и обвилась вокруг тех, кто возглавлял атаку, сбив их с ног и поймав в ловушку все это орущее сплетение тел и конечностей. Остальные попадали на них, а Джип и мужчины, которых он освободил, с криком бросились на них, схватили их копья и палицы и обрушили их на головы упавших.
Они явно справлялись со своей задачей, и я с надеждой огляделся в поисках дополнительной порции рома. И чего-то еще, чего у меня не было, чего-то, что я не мог как следует вспомнить, но оно все время вертелось у меня в мозгу, словно зудело, а я не мог почесаться. Но пока мне требовался ром. Большинство людей в толпе были безоружными или имели при себе только легкое оружие, и после того, как я повалил парочку из тех, кто вытащил ножи, они с большой готовностью уступали мне дорогу. Один из них вытащил из своего одеяния длинноствольный пистолет, но курок у него на секунду заклинило, и он не дожил до того, чтобы пожалеть об этом. Однако вверху, на алтаре высокий тонкий голос выкрикивал приказы или заклинания, а, может, и то, и другое, призывая своих настоящих бойцов. На фоне костра я увидел Волков, собиравшихся на его зов, передавая друг другу мечи и другое оружие, которое они, видимо, припрятали рядом на случай неприятностей.
Мечи! Вот что у меня зудело! Мои пальцы сомкнулись в том месте, где была рукоятка. Конечно! Эти паршивые ублюдки – они забрали его! Заковали меня в железо… отказали мне в роме… стащили мой меч… МОЙ МЕЧ… – я им покажу, негодяям!
Я со свистом втянул в себя воздух и почуял в нем особый запах стали. Я выдохнул его с дрожащим, бешеным свистом, тонким и острым, как звездный свет. Пламя приникло к земле, воздух задрожал, люди бросились наземь и зажали уши – а над алтарем что-то высоко подпрыгнуло в темноту, и вслед за ним протянулась рука, унизанная драгоценностями, тщетно хватая пустоту. Это была рука Дона Педро. Нечто повисло в ночи, бешено вращаясь вокруг своей оси, как какой-то сбесившийся пропеллер, оно становилось все больше – больше – ближе… до тех пор, пока я не почувствовал шлепок и прикосновение шершавой акульей кожи к моей ладони, а потом – восхитительную тяжесть. Я поднял руку вверх и взревел от восторга – и тут я увидел покрывавшую его запекшуюся кровь. Ах, маленький мерзавец! Так он устроил эту бойню своим вонючим жертвам моим мечом…
МОИМ…
МОИМ…
МОИМ…
Я снова взревел. На этот раз не от восторга. Основная группа Волков уже начинала пробиваться сквозь толпу, но мой крик остановил их на полпути. Позади меня я смутно слышал протестующий голос Джипа, обращавшегося к Стрижу, развязывая его путы:
– Какого черта, что с ним случилось? Что ты натворил? Ты должен вернуть его, слышишь, ты, проклятый старый стервятник! Не то, если Дон Педро не разделается с тобой, клянусь Богом, это сделаю я!
– Я ничего не сделал! – презрительно завопил старик. – Он все сделал сам! Единственное, на что Дон Педро никогда бы не поставил, это на то, что у этого идиота-мальчишки достанет смелости, чтобы попытаться убить себя! Как я того и хотел! Только он попытался это сделать в нужный момент – когда они вызывали ЛОА! Проливая при этом кровь других – а он пролил собственную! Да еще чтобы помочь другим, не себе! Не бывает жертвы сильнее этой – нет жертвы более великой, чем собственная жизнь!
– Ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что ЛОА снизошел, дурень! Но к нему! К нему одному! И свободным от Дона Педро! Да еще какой ЛОА! Все, что я сделал, – это завершил дело, то есть задержал Его, и быстро. А теперь вытащи меня отсюда! Вытащи нас всех! Ты что, хочешь, чтобы тебя захватило то, что надвигается? Ты хоть знаешь, кто Он?
Все это было очень интересно, но зачем здесь болтались эти Волки? Дон Педро пронзительно орал на них. Но они, похоже, не очень рвались в бой.
– Это Огун, идиот! – заверещал Стриж в ответ на какие-то слова, которых я не слышал. – Тот ЛОА, который с радостью укоренится именно в таком разуме, как у него! Огун Феррай – Повелитель Железа, Повелитель Кузнецов – и, стало быть, промышленности, коммерции и всей этой суеты! Даже политики! Огун, Дающий Прибыль! Огун, Приносящий Успех!
– Обожди минуту! – с ужасом и благоговейным страхом выдохнул Джип. – ОГУН? Но ведь он еще не весь…
– Нет! Он нечто гораздо большее! – проскрипел Ле Стриж. – Может, мне выпустить Его, вызвать другую Его ипостась? Ты хочешь, чтобы тебя тоже прихватило, когда я стану это делать? Забудь о мальчишке – вытаскивай меня отсюда! Спасайся сам!
Я обернулся и посмотрел на них. Джип отступил, но только на шаг, не больше. Ле Стриж зарычал от смеха:
– Что ж, быть посему! По крайней мере, это будет забавно! – Он вонзил пальцы в рисунок и запел:
Ogoun Badagris, ou general sanglant!
Ou sairi cle z'orage;
Ou scell'orage;
Ou fais kataou z'eclai'!
Огун Бадагри, кровавый генерал!
Ты держишь в руках ключи от бури;
Ты держишь ее на замке;
Ты выпускаешь гром и молнию!
Я взглянул вниз, тяжело дыша. Быстрыми ударами Стриж что-то добавлял к этому веверу, что-то претенциозное, огромный гребень, похожий на меч, обрамленный двумя знаменами, позади – звезды…
Что-то шевельнулось во мне – словно что-то огромное двигалось под землей, словно какое-то насекомое формировалось в своем коконе. Но оно еще не было готово вырваться наружу…
Меня захватило, поймало в ловушку какое-то внутреннее смятение, я вдруг почувствовал себя неуверенно. Я огляделся. Волки теперь зашевелились и собирались напасть всерьез. Стриж бешено тряс головой, с удвоенной силой возобновил свое пение – и тут их прорезал хриплый смех. Это была Молл, ее путы были разрезаны, и Клэр стояла рядом, стараясь поддержать ее. Но Молл не могла стоять и упала на колени, прямо у края рисунка. Ей удалось бросить презрительный взгляд на Стрижа: