— Матильда, — вампир внимательно проследил за нашей с попугаем вознёй, — я правильно понял: ты пыталась стащить морковь у Фашиста?
— Может, потом будешь глумиться, а сейчас просто поможешь даме? — зашипела я, чувствуя, как от боли и досады на глаза навернулись слёзы.
— Дамы у птиц еду не воруют, — заявил секретарь, но всё-таки пришёл на помощь, и вскоре я была освобождена.
Опозоренная и с морковью в руке, я плюхнулась на кровать.
— Будешь? — вяло поинтересовалась я, предлагая завоёванный плод вампиру.
— Спасибо, нет.
— Что, боишься клыки обломать?
— Нет. Просто я уже сыт. Тем более ты за неё так билась, это твоя заслуженная добыча.
— Ненавижу его, — призналась я.
— Кого? Фашиста?
— Угу, — хрумкнула морковью я. — И тебя.
— А если я принесу тебе ещё моркови?
— Тогда я подумаю.
— Сейчас вернусь.
— Эй! — окликнула я Ладислава на полпути. — И курочки прихвати! Но если ты разболтаешь об этом лорду, я тебя…
— О чём именно? О битве с Фашистом за морковь или о мясе перед сном?
— Обо всём, что происходит за этими стенами.
— Ещё чего! Да мне за этот рассказ лорд премию выпишет, в смысле — облагодетельствует.
— Тогда я расскажу ему о твоём участии в нападении.
— Второй раз шантажировать тем же? Фу, как скучно, — демонстративно поморщился Ладислав.
— И что ты тогда хочешь?
— Тебя!
— Поясни, пока не рассердилась.
— Ты будешь покорной в течение месяца. Слушаться меня во всём и не прекословить.
— Неделю.
— Две недели.
— Десять дней.
— Отлично! Начнём с завтрашнего дня! И называй меня «хозяин».
— Убью.
— Тогда — «барин».
— А это ещё кто?
— Дворянин по-вашему.
— И в чём подвох?
— Да ни в чём, даже наоборот. Вот увидишь, лорду Берталару понравится, — Ладислав загадочно улыбнулся и вышел из комнаты.
Приятного аппетита!
Убаюканный движением кареты Халк тихо сопел во сне, периодически вздрагивая лапами. Даже в бессознательном состоянии он находил какие-то ужасы и пытался от них скрыться. Фашист помалкивал, что не могло не радовать. Мне до сих пор было стыдно за вчерашнюю драку с птицей за еду. К тому же это был неравный бой, так как попугай сидел в клетке и не мог сражаться на равных. И если до этой стычки я недолюбливала Фашиста, то теперь мои чувства переросли и вовсе в ненависть, потому как попугай был свидетелем моего позора и служил теперь постоянным укором. Конечно, был ещё Ладислав, а уж этот пройдоха помалкивать не будет. На него нельзя накинуть тряпку, чтобы он заткнулся. Вот, например, Фашист — сидит себе в завешенной клетке и даже не пикнет.
С Ладиславом надо было что-то делать. Этот клыкастый гад только всё портит. К Берталару не подпускает, придумывает какие-то сомнительные задания, да и вообще откровенно глумится. Кажется, я начинаю понимать, почему лорд до сих пор в поиске неввесты. Да с таким цепным псом далеко не уедешь.
Я снова взглянула в испещрённый ровным почерком лист бумаги, пытаясь выучить всю ту ахинею, которую мне подсунул Ладислав. Писанина содержала в себе набор слов и фраз с последующими пояснениями. Похоже, вампирюга оторвётся на мне за эти десять дней по полной. И теперь, вместо того чтобы обдумывать, как бы скормить этот клок бумаги наглому советнику лорда, я должна покорно терпеть его прихоти. Ну ничего, разольётся и на моей улице бочка с ядом. Я мысленно представила, как макаю Ладислава наглой мордой в огромную ёмкость с отравой, и расцвела блаженной улыбкой. Именно с таким выражением лица застал меня вампир, когда карета остановилась. Увлечённая красочной мечтой, я и не заметила, как наше путешествие прервалось прямо посреди чудных полей.
— Неужели ты так рада меня видеть, моя прелесть? — по-своему понял мой вид Ладислав.
Да, прямо в бочку, чтоб ты подавился!
— Конечно, что может быть отраднее, чем лицезреть барина в полном здравии? — елейно прощебетала я, не снимая застывшей улыбки с лица.
— Ах, как любо мне, когда крепостные о моём здравии пекутся, особенно такие красные девицы, — так же слащаво растёкся вампир.
— Да как не волноваться, барин-то — благодетель наш знатный, — я краем глаза подсмотрела в листок, надеясь, что ничего не напутала и правильно употребила замысловатые словечки. — Кто же, как не он, родимый, жизнь нашу краше сделает?
— Молодец, пять! — свернул наш обмен любезностями Ладислав и помог мне выбраться со зверинцем наружу.
Я вышла на дорогу, оставив кортеж за спиной, и засмотрелась на раскинувшееся пшеничное море. Лёгкий ветерок подхватывал колосья, заставляя их склоняться друг к другу и бежать волной в сторону далёкого сочного луга и леса. Забежавшие в гости незабудки и маки яркими пятнами врывались в поле, словно звонко смеясь солнцу и облакам, радостно обнимаясь и целуясь со стройными гибкими колосьями. В такие минуты вся жизнь вокруг меня замирала, и я в очередной раз убеждалась, как люблю такие моменты, как хочу находить их и видеть повсюду. Вечно.