— Нашла что-то интересное? — прозвучавший за спиной голос Ладислава был чуть слышным, будто не хотел меня спугнуть.
Я действительно не слышала, как он подошёл, и даже чуть вздрогнула от его вопроса. Обернувшись, я практически уткнулась носом ему в грудь: как оказалось, вампир был ко мне слишком близко. От неожиданности я качнулась, теряя равновесие, и Ладислав подхватил меня за талию. Игривый ветерок подхватил выбившуюся из-под шляпки прядь моих волос, промелькнувшую между нашими лицами, словно огненная молния. Вампир сделал чуть заметное лёгкое движение и убрал локон мне за ухо, проводив его пальцами по всей длине, заодно касаясь моей шеи. От невольной ласки я превратилась в статую. Меня бросило в жар и тут же окатило холодом, заставляя дрожать изнутри и снаружи. В довершение всего, я зачем-то посмотрела Ладиславу в глаза и окончательно перестала соображать. Кажется, так кролик смотрит на удава.
Мне стало труднее дышать, и я не понимала, то ли я забыла, как это правильно делать, то ли это вампир так сильно прижимал меня к себе. Окружающий аромат трав и нагретой земли смешивался с едва уловимым терпким запахом, исходящим от одежды Ладислава. Я поймала себя на том, что упираюсь обеими ладонями в его, как оказалось, широкую грудь. С трудом оторвавшись от его глаз, я собралась воочию убедиться в том, как нагло лапаю советника, но потерялась в районе губ вампира. Надо же, до этого я и не замечала, какие они у него красивые. Сейчас, когда он не кривит их в наглой ухмылке и ироничной усмешке, когда не осыпает гадостями и не глумится над моими провалами, сейчас они были такими… говорящими о многом даже в своём молчании…
Ладислав тронул меня за подбородок, заставляя снова взглянуть в глаза. Теперь их цвет поменялся на истинно-вампирский, утягивающий в лазурную синеву ласкового тропического моря. Я отчётливо поняла, что вампир тоже оказался во власти каких-то не ясных мне эмоций и мыслей, которые лишают воли и решают всё за тебя самого. Неожиданно Ладислав убрал руку с моей талии и сделал шаг назад. Потеряв опору в виде его груди, я опустила руки. Глаза вампира снова потемнели, он молча развернулся и ушёл. Я же попыталась скрыть свою растерянность, встав лицом к полю, которое вследствие душевного раздрая в упор не видела. Жар и дрожь ушли, в голове постепенно прояснялось. Однако я решительно не хотела обдумывать произошедшее. Мне казалось, что если начать в этом копаться, то проблем не оберёшься, а так: не думаешь — и проблемы нет.
Через какое-то время я вспомнила, что голод никто не отменял и до вечера остановок больше не будет. Я проследовала к импровизированному столу под деревом, а точнее обеду на траве, который ждал меня чуть в стороне от вампиров. Вопреки опасениям, что после произошедшей странности кусок в горло не полезет, я уплетала всё с завидным аппетитом. Мне даже стало как-то неудобно перед самой собой. Я тут, понимаешь ли, недавно с вампиром обжималась, чуть целоваться не полезла, а теперь жру как ни в чём не бывало. Нет у меня ни стыда, ни сердца!
Я тихонько взглянула из-под ресниц на вампиров. Лорд, как всегда, был прекрасен, он даже ел очаровательно, а вот Ладислав выглядел отстранённо, но это не мешало ему что-то дожёвывать. Конечно, что ещё ждать от бессердечного наглого упыря! Жрёт и не краснеет. Чтоб он подавился! Словно услышав мои сердечные пожелания, вампир посмотрел в мою сторону, и я тут же подскочила на ноги. Метнувшись сначала вправо, затем влево, я почувствовала себя полной идиоткой, хорошо ещё, на дерево не сиганула. К счастью, я заметила стоящую рядом клетку и подошла к ничего не подозревающему попугаю. Фашист уставился на меня во все глаза и грозно растопырил на голове хохолок. Его клюв воинственно приоткрылся, а одна из лап отцепилась от жёрдочки.
— Сволочь, только вякни что-нибудь! — грозно зашипела я, склоняясь над клеткой и досадуя, что в панике не захватила птице еды. Ну и чего я припёрлась к нему с пустыми руками?
Фашист, видимо, тоже задался этим вопросом и справедливо ждал от меня подлянки. Единственное, что его могло успокоить, — отсутствие еды у самого попугая. Следовательно, воровать мне у него нечего.