— Хорошо, тогда увидимся на обеде, не опаздывай, — сказал парень и вернулся в храм.
Я же бодрым шагом направилась к основательно протоптанной тропинке. На самом деле я не собиралась лезть под хлещущую ледяную воду. Меня больше привлекало небольшое образовавшееся у водопада озеро. Пусть оно было не особо теплее, но и купаться я долго не собиралась — всего лишь окунуться.
Очень скоро дорожка вывела меня к высокой скале, окружённой деревьями и кустами. Возле озерца примостились большие нагретые солнцем валуны, на которые я не раз забиралась погреться. Внимательно и зорко оглядевшись, я подошла к одному из камней и принялась раздеваться. Я не просто так просила Марсэя держать в секрете мой поход: прошлый опыт показал, что служители — прежде всего мужчины, причём самые бессовестные из них. Они не гнушались тайком подглядывать за моим купанием, причём порой настолько увлекались в желании рассмотреть всё получше, что буквально вываливались из кустов, вызывая во мне и гнев и хохот одновременно.
В последние дни я старалась выбирать время, когда все заняты работой в саду и библиотеке, но всё равно находился хоть один самый упорный, который прокрадывался за мной следом. Я практически всегда замечала присутствие, но скандал не поднимала. Не то чтобы мне было всё равно, просто полностью обнажённой я никогда не оставалась, так что с меня не убудет.
Сунув ногу в воду, я тут же одёрнула её и поёжилась. По телу побежали мурашки, и в голове родилась куча доводов не лезть в озеро. Шум водопада перекрывал все остальные звуки, притягивая всё внимание к себе. Решившись, я истошно закричала и бросилась в воду. Пробежав метра четыре, я нырнула в озеро и выплыла почти у самого водопада. Не долго думая, быстро погребла в обратную сторону и выскочила на берег. Зубы отбивали лихорадочный стук, от холода все мысли повылетали напрочь, и я в который раз убедилась в верном выборе служителей.
Кое-как я забралась на раскалённый валун и, заставив себя расслабиться, распласталась на нём лучше любой ящерицы. Гладкий камень грел живот, а спине досталось полуденное солнце. С каждой новой минутой я чувствовала, как в тело возвращается жизнь, и довольно улыбнулась. Согревшись, я нехотя слезла с камня. Оставаться дольше было бы ошибкой: ещё немного — и станет совсем жарко, лёгкость от бодрящей воды пропадёт.
Я наспех оделась и поспешила к храму. Заплетя на ходу всё ещё влажную косу, я отбросила её на спину. В первые дни я перешила одежду и теперь выглядела достаточно прилично. Правда, простая ткань и скучный цвет приводили в уныние, и я чуть было не решилась вышить на ней узорчики, но вовремя одумалась. Рукодельница из меня была аховая.
Деревья расступились, и я вновь оказалась в саду. Сойдя с тропинки, свернула в сторону и подошла к кустам, растущим под моим окном. Даже невооружённым глазом было видно, что зелёные насаждения изрядно потрёпаны. Пробравшись в просвет между кустом и стеной, я обнаружила всё ту же неизменную табуретку и не сдержала улыбки. Своим упорством Тукини буквально приводил меня в восхищение. Я уже давно перестала злиться и приняла происходящее как одно из немногих развлечений.
Каждое утро и вечер, находясь в своей комнатке, я слышала под окном неизменный треск кустов. Наглого мужика даже не смущал тот факт, что, помимо производимого шума, его присутствие выдавала падающая из окна тень. Первые дни я костерила наглеца самыми худшими словами. Швыряла в него тяжёлые и не очень предметы и пару раз даже успешно попадала, о чём говорили следы на лице, которые Тукини скрыть не мог. Я победно улыбалась, а служитель не отступал и продолжал меня навещать, для чего даже приспособил в кустах табурет. Оно и понятно: окно было высоковато даже для его роста и мешало долгому бдению.
На четвёртый день нашего противостояния я втихаря подпилила у табурета ножку и тем же вечером была вознаграждена прекрасными во всех отношениях звуками падающего ломающего кусты тела и нецензурной брани, недостойной доноситься из уст храмовника. Это был единственный раз, когда враг затаился и не пришёл с утра, но к ночи всё опять наладилось.
Поначалу меня удивляла эта упорность брата Тукини, так как смотреть особо было не на что. Я не разгуливала по комнате обнажённой и, наученная горьким опытом, переодевалась в тесной уборной. Однако служитель, судя по всему, был ярым оптимистом и верил в чудо. В общем, через неделю я уже привыкла к его попыткам узреть что-нибудь откровенное и мстила ему всякого рода пакостями, наподобие той, что случилась сегодня в библиотеке.