— Ну а я о чём?! — Иван встал. — Я купил нам три билета на её выступление сегодня. Собираемся!
∞
Подошедший слуга мягко тронул за плечо Гюнтера:
— Господин Кромов прибыл.
Штольц неохотно открыл глаза, возвращаясь в реальность. На экране сменялись старые фотографии смеющихся и улыбающихся людей, двух парней и девушки. В комнату въехал сервисный робот и поставил на второй пустующий стул небольшой, около десяти сантиметров в высоту, чёрный куб. Фотографии на экране исчезли, их сменило изображение мужчины, сидящего на таком же кресле в идентичном кабинете.
— Здравствуй, Гюнтер! — произнёс мужчина с экрана. — Прости, я, видимо, появился немного раньше, чем нужно было, ты ещё не досмотрел записи…
— Ничего, Иван, — Штольц кивнул в сторону кубика в кресле. — То, что ты решил посетить меня лично, с лихвой покрывает это. Ведь, если задуматься, я уже и забыл, когда мы так собирались? Не по видео, или …как там сейчас это называют?.. А — вот так, практически — лицом к лицу.
— Дополненное присутствие, — усмехнулся Кромов, — так это сейчас называется. Очень, кстати, хорошая штука. Если бы ты не боялся так, поставив себе в голову нейрошунт, давно уже смог бы даже обнять старого друга, — Кромов встал с кресла и подошёл к тому месту, где в реальности сидел Гюнтер. — Поверь, иллюзия — стопроцентная.
Штольц поморщился:
— Иван, ты же знаешь. Хоть тело моё семьсот лет, как не стареет, мозг — уже не вытягивает. Мои специалисты предполагают, что через пару тысячелетий я буду отлично выглядящим тридцатилетним парнем с тяжёлой старческой деменцией.
— По моим расчётам — гораздо раньше, Гюнтер, — вздохнул Иван, возвращаясь в кресло. — Все эти чёртовы принципы вечности сыграли с нами очень злую шутку.
Штольц кивнул:
— Да уж… — он взял бокал с вином. — А помнишь, как всё здорово начиналось?
∞
В тот день они, конечно, опоздали на лекции. Хмельные, весёлые и смеющиеся, они пробрались в маленький полутёмный зал и сели на последнем ряду.
Доктору Ветровой было тогда около пятидесяти лет, но им, двадцатилетним, она казалась древней старухой. Высокая, худая, с собранными в пучок светлыми волосами, она стояла на кафедре и рассказывала про возможности человеческого организма. Про генетику, ДНК и, конечно, про свои «Принципы вечности».
— Бессмертие возможно лишь в трех вариантах, — Нестраза протёрла доску и написала огромную цифру «три». — Бессмертие тела, бессмертие в искусственном теле/носителе и, конечно, бессмертие вне тела. Всё остальное — лишь варианты. К чему именно придёт человечество рано или поздно — вот это вопрос.
Дальнейшую лекцию Гюнтер не помнил. В памяти осталось лишь то, как всё оставшееся время каникул их троица, вместо того, чтобы наслаждаться морем, солнцем и вином, до хрипоты спорила о том, какой принцип — лучше, и у каждого были свои идеи для его реализации. Гюнтер настаивал исключительно на возможностях человеческого тела, и на том, что без тела само понятие бессмертия теряет смысл.
Иван до скрежета в зубах отстаивал преимущество искусственного носителя, механизмов, роботов.
— Только они дадут нам все возможности! — перекрикивал он спорщиков. — Тело слишком слабо!
— Да, тело слабо, — соглашалась с ним Марика, — поэтому любые исследования нужно проводить с внетелесной субстанцией. Нужно найти вариант бессмертия вне тела, — говоря это, выросшая в религиозной католической семье Рамирес на всякий случай крестилась и добавляла: — Хотя, возможно, у нас и вправду есть душа, — после чего продолжала спорить исключительно с научной точки зрения.
Точку в спорах они поставили уже в Москве, сидя в офисе у отца Ивана, русского олигарха Николая Кромова.
— Значит, вы, ребятки, утверждаете, что способны решить проблему бессмертия? — Николай Кромов обвёл троицу взглядом и задержался на сыне. — Вань, я отправил тебя учиться на запад не потому, что у меня очень много денег, а исключительно потому, что ты действительно умный парень. Что ты можешь сказать мне о них? — Кромов-старший кивнул на сидящих рядом Марику и Гюнтера.
— Пап, — Иван встал, подошёл к друзьям и обнял их за плечи, — как я тебе и говорил: если кто-то и способен сдвинуться с места в этом направлении, то это — мы. Гюнтер уже теоретически смог преодолеть предел Хейфлиха. Клетки теломер, с которыми он работает, могут делиться более пятидесяти раз, а значит, уже есть некий прогресс в области борьбы со старением. Именно эти клетки являются нашими внутренними биологическими часами. Как только они прекращают делиться, организм начинает стареть. Нужны ещё эксперименты в этой области, а значит, — нужна лаборатория, материалы и, соответственно, деньги. Если он сможет собрать репликатор теломер, прекращающий отмирание или продуцирующий новое деление, то нам станет доступна вечная молодость.