Она миновала темные помещения, спустилась по широкой мраморной лестнице и зашла в освещённый зал.
Здесь собрались почти все люди, которые находились в особняке. Помимо бесчисленных слуг, вдоль стен стояли благородные гости и прочие высокопоставленные лица, которых теперь не выпускали за пределы забора, ограждающего дом Атту. Детектив, являющийся теперь главной персоной, стоял в центре зала и что-то настойчиво говорил Валлаго. Тот хмурил брови и постоянно кивал.
— Сирокко! — удивленно-печальный возглас заставил девушку вздрогнуть и обернуться.
Дейтерий заметно вырос за эти два года. Из по-детски ветреного мальчика, которым его запомнила Сирокко, он превратился в красивого образованного юношу. Его серо-коричневые волосы больше не болтались в беспорядке, а были гладко уложены. Одетый с иголочки, в самый модный современный костюм, он выглядел несколько неуместно.
Сирокко растерялась, не зная, как отреагировать. Она была рада вновь увидеть Дейтерия, однако не так она представляла себе их встречу. Те вечера, которые они проводили глядя на звезды, давно остались позади. Они были друг другу больше не знакомы.
— Добрый… вечер, — разом потеряв голос, пробормотала она. Новый укол боли кольнул куда-то в район солнечного сплетения.
Повисла неловкая тишина, во время которой Дейтерий окинул девушку внимательным взглядом.
— Мне так жаль, — прошептала Сирокко, переведя взгляд с Дейтерия на Латимерию. — Я должна была видеть…
— Ты не виновата, — ответила последняя. — Ты защитила Куросио, это была твоя работа и ты с ней справилась. Требовать от тебя большего было бы неразумно и несправедливо.
— Кстати, где он? — слегка оживился Дейтерий, однако скованность движений и сжатые губы показывали, что свои истинные чувства он держит глубоко внутри.
— С ним сейчас играют служанки, — отстранённо ответила Сирокко. — Скоро я пойду укладывать его спать. Если хотите, можете пойти со мной.
— Не думаю, что это хорошая идея, — начала Латимерия, однако её перебил выбравшийся из толпы Валлаго.
— Неужели вы хотите оставить моего сына наедине с убийцей? — процедил он. — Даже дураку ясно, кто убил Нимфею.
Глава 26
Брат и сестра изумленно замерли, переводя взгляд с Сирокко на Валлаго и обратно.
— Я думаю, что без заключения суда обвинять меня Вы не имеете права, — процедила Сирокко, поворачиваясь к Атту. — Если детектив придёт к выводу, что госпожу убила я, вот тогда и поговорим. А сейчас… Кто знает, может, это Вы её убили?
Валлаго хмыкнул и отошёл в сторону. Раздражение в душе Сирокко сменилось ужасом: где-то здесь, скорее всего, ходит настоящий убийца.
Она не могла понять, как можно убить человека. Что движет душегубцем? Как он потом справляется с чувством вины? Ведь это ощущение — липкой крови на руках — не покинет никогда. Ведь так? На эти вопросы она вряд ли найдёт ответы, но, возможно, она и не хотела их находить.
Кивнув на прощание брату и сестре покойной госпожи, Сирокко вышла из зала. Она, прислушиваясь к постепенно отдаляющимся звукам, неспешно шла по коридору.
Холод пронизывал до костей, но в то же время приятно охлаждал разгоряченную голову. Казалось, что все вокруг высасывает из тела тепло. Каменные стены, пол и потолок оставались равнодушными ко всему, что среди них происходит. Двери террасы оказались открыты, и Сирокко вышла на улицу. Пронизывающий ветер ножами резал кожу, сковывал мышцы. Однако боль физическая все же заглушала душевную, освобождала от терзаний. Сложные мысли ушли прочь, оставив место лишь темноте и холоду.
Сирокко уперлась рукой в стену и прижалась к ней спиной. С каждым днём ей все больше и больше казалось, что единственное устойчивое в мире — эти ледяные стены. Люди уходят, предают, забывают… Ветер закружился вокруг, напевая давно знакомую мелодию.
Он шептал о свободе, о вечности и одиночестве. Говорил, что понимает её. Что слышит её печаль и сможет забрать боль. Навсегда.
Однако сейчас Сирокко не возводила вокруг себя привычную прозрачную стену. Она позволила ветру трепать одежду и волосы, обнимать лицо. Шли минуты, и воздух вокруг Сирокко нагрелся. Теперь он полыхал жаром пустыни.
Ветер кружился вокруг и подбирался все ближе, и в один момент забрался к Сирокко в сердце. Девушка почувствовала, как свобода растекается по её венам, проникает в душу и голову.
Ветер зашумел в ушах. Кровь всколыхнулась, сердце забилось быстрее. Сирокко почувствовала себя настолько свободной, что невольно вспомнила статую в Бригоне, возле которой впервые увидела Эблис. Она раскинула руки и побежала вперёд, по вымощенной камнями аллее. В тот миг, когда её ноги оттолкнулись от земли, в груди Сирокко эхом отозвалось знакомое щемящее чувство. То самое, которое выжимало из глаз непрошеные слезы. Заставляло любить и ненавидеть одновременно весь мир.
«Растворится боль в дыму
Я не пойму.»
Мотивы старой незнакомой песни всколыхнули ветер, и вечность лишь на мгновение раскрыла свои объятия. Однако этого оказалось достаточно, чтобы Сирокко увидела тусклый расплывчатый образ.
В сине-зеленом мраке леса выделялась тонкая фигура девушки. Её окружали огромные белые цветы — помесь розы и пиона. Светлые волосы призрачно светились на фоне ночной темноты и спускались к пояснице, оплетая обнаженное тело. Тонкие ветви прорастали под её кожей, поднимаясь кверху, закрывая глаза, и над головой девушки сплетались в большую изящную корону.
Нежные пальцы, больше похожие на паучьи лапы, прижимали к груди пышные цветы.
Незнакомка медленно качнула головой, и Сирокко пронизал могильный холод — от него не смог уберечь даже горячий пустынный ветер. Образ девушки показался ей смутно знакомым — словно она уже когда-то видела её, но не могла вспомнить, когда именно.
Спустя мгновение видение рассеялось.
Ветер нес Сирокко на своих крыльях, поднимал все выше, к перистым облакам, и холод словно расступался перед ним.
Сирокко смотрела перед собой, ничего не видя. Все проблемы и обещания остались внизу, на земле, а впереди её ждали лишь ветер и небо. Темнота ночи скрывала её от чужих глаз, совсем как раньше, когда она в полночь гуляла по лесу.
— Принеси меня в Зеленеющие Холмы, — едва слышно прошептала она.
Ветер сменил направление. Сирокко с интересом, но без сожаления, смотрела на поля и луга, которые все больше напоминали о доме. Только сейчас, находясь внутри своей стихии, она чувствовала себя всесильной.
Знакомые холмы и покосившиеся домики кольнули сердце неприятными воспоминаниями, которые та сразу же отогнала. Сейчас не время скорбеть о прошлом, ведь впереди есть будущее.
«Знай, что у тебя нет ни будущего, ни прошлого, — донестись до слуха Сирокко тихие слова мудрой Зрячей. — То, что в прошлом, уже прошло, а будущее всегда останется впереди. У тебя есть только этот миг, не более».
За мгновение поменяв решение, Сирокко, вырвавшись из объятий ветра, спрыгнула на землю. Невидимые крылья поддержали её, не дав упасть.
Одетая в легкое траурное платье, она все равно не мёрзла. Воздух продолжал кружиться вокруг неё, не давая ледяному осеннему ветру коснуться её кожи.
Сирокко безмолвно двинулась вперёд, боясь, но в то же время страстно желая зайти в большой добротный дом — самый красивый в поселении. Его белые стены призрачно выделялись из всепоглощающей темноты.
Девушка медленно поднялась на порог. Что она скажет? Как отреагирует? Ведь прошло уже три с половиной года, многое изменилось. Сирокко сильно поменялась, выросла — в первую очередь морально. Но иногда ей казалось, что она все ещё остаётся той наивной девочкой, которая на рассвете танцевала за городской стеной.
Скрипнула дверь. Ветер отлетел назад, не желая заглядывать в дом. Жар от раскалённой печи дыхнул в лицо прибывшей.
Тишина дома была мягкой, загадочной; совсем не пугающей. Но Сирокко чувствовала себя здесь чужой, ненужной и лишней. Сладковатый запах свежего хлеба дурманил сознание, и ей вдруг захотелось свернуться клубочком на диване, закрывшись от всего мира. Но она быстро отмела сомнения — ни оглядки, ни сожалений.